Джонатан Ховард - Иоганн Кабал, детектив [litres]

Мне оно показалось совершенно незнакомым, о чем я ему и сообщил.

Он снова принялся писать.

– Я он и есть.

Когда за этим не последовало никаких разъяснений, я сказал:

– Вы говорите так, будто я могу вас знать.

– Я легко наживаю врагов. У меня хорошая память, но отслеживать людей, которые мной интересуются, становится все сложнее. Список довольно большой. Однако вернемся к насущной проблеме. – Он сел и изучил то, что записал.

Я заглянул ему через плечо, но для меня текст походил на каракули – такого алфавита я прежде не видел.

– Место, откуда ручей берет начало, не природного происхождения. Камень обработанный, очень похоже на канализацию. Эти символы вырезаны в камне. Согласитесь, напоминают угольский алфавит? Довольно содержательные. Посмотрите вот на эту пиктограмму, которой начинается и заканчивается надпись – это тройной императив, так называемое черное восклицание. Неисполнение императива каралось смертной казнью во времена Хасса. Что же до смысла. – Он умолк, нахмурился и посмотрел на меня. – Не перекрывать.

– Они серьезно относились к своему водопроводу, – пошутил я, но Кабал явно был не в настроении.

– Семьсот лет назад в этих долинах было не продохнуть от угольских мародеров, разъезжавших в меховых шапках на нелепых карликовых лошадях. Они двигались на восток, вырезали куски империй по пути, и никто не мог их остановить. Нашествие замедлилось вскоре после того, как они достигли этих мест, а после и вовсе зачахло. Их предводитель – великий Хасс Маджэн – к тому времени состарился. Вероятно, его слабое здоровье остановило продвижение орды. Предположительно, он погиб где-то здесь и захоронен под этим холмом вместе со своим богатством. Невообразимые сокровища сокрыты внутри и ждут, когда их отыщут.

Я изумленно глазел на холм, на склоне которого мы стояли.

– Пресвятые угодник, Кабал! Вы же не хотите сказать…

– Как знать. – Он пожал плечами, сама возможность его не трогала, что просто бесило. – Однако стоит призадуматься, для чего в сокровищнице пустили несвятую воду, которая и вытекает по склону холма. Полагаю, ответ лежит ближе к вершине, рядом с теми ворами и их конями.

После этих слов он продолжил восхождение. Я придержал роящиеся вопросы – мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

Однако через несколько минут Кабал прекратил поиски – впереди показалось логово бандитов. У входа в пещеру, открывшегося нам, были все признаки того, что здесь часто собираются люди, – следы ног и копыт вели внутрь и наружу. Прислушавшись, мы различили лошадиное ржание, доносившееся изнутри. Кабал начал было что-то говорить, но я резким жестом заставил его замолчать, поскольку из пещеры как раз вышла пара бандитов. Они беззаботно болтали, совершенно не беспокоясь о собственной безопасности. Я мгновенно их узнал, поскольку это оказались те двое, что украли мои немногочисленные вещи, пока я лежал в беспамятстве. Должно быть, мой суровый гнев отразился на лице, потому как, когда я повернулся к Кабалу, тот довольно открыто улыбался, глядя на меня.

– Ваши друзья? – прошептал он, изображая невинность. Я зло глянул на него и повернулся обратно к мужчинам. Один топтался неподалеку от входа в пещеру – тот самый, что был очень обеспокоен моим возвращением из мертвых. Второй уже направлялся к лесу, вниз по склону. Бросив пренебрежительную фразу, он скрылся в чаще. Спустя мгновения, с явно недобрым предчувствием, его товарищ последовал за ним. Стоило им скрыться из виду, как Кабал рванул к пещере. Я не отступал.

– Осторожнее! – предупредил я его. – Там могут быть другие.

– Нет, – отвечал Кабал, останавливаясь, чтобы проверить, нет ли кого в лесу. – Они спорили о том, стоит ли покидать пещеру, оставив ее без охраны. Очевидно, прочая честная компания грабит беглецов из Миркарвии, которых последние неприятные события заставили искать убежища. Они говорят на отвратительной смеси языков, но смысл очевиден. Идемте, Энрайт, возможно, у нас мало времени.

Мы свернули за угол и оказались внутри.

Я не ожидал увидеть пещеру Али-бабы, так что не расстроился. Первое, с чем мы столкнулись, была почти физически ощутимая стена вони – смесь человеческих экскрементов с лошадиным навозом. Тусклое освещение в этом мерзком месте исходило от нескольких факелов и многочисленных грубо сделанных глиняных ламп, в которых горел животный жир. Внутри царила гнетущая атмосфера, поэтому я вслух поинтересовался, что за люди променяли жизнь на свежем воздухе на существование в таком месте.