Lutea - Амортенция [СИ]

— Ты очень настойчива в своём нежелании воспринимать урок, верно? — произнёс он, сжав тот сенбон, что глубоко входил в плоть. — Что ж, тогда…

Вспышка режущей чакры, поданной через иглу, — и Анко сорвалась в протяжный, хриплый крик, судорожно сжимая и разжимая пальцы. Её голова дёрнулась назад и безвольно упала на грудь; перед глазами блеснула сталь, окроплённая кровью, — уйдя под ключицу и влево, сенбон вышел между грудными рёбрами, пропоров насквозь правое лёгкое.

— Иди ко мне, — Сасори откинулся назад и поманил её.

Кровь медленно текла по светлой коже, капала с сенбонов на штаны, пачкая ткань. Приподняв голову, едва сумев разлепить глаза — голодные, нечеловеческие глаза зверя, — Анко шевельнулась, не веря, что сможет подняться. Но всё же смогла; стальные тросы, обвивавшие ноги, дали опору, а сама кукла поддержала её, когда Анко медленно, тяжело выпрямилась во весь рост. Тросы тут же, повинуясь хозяйской воле и чакре, пришли в движение, и, тонкие и юркие, стянули одежду, ещё остававшуюся на Анко, царапая кожу и одновременно испуская чакру, которая разогнала застоявшуюся кровь. После отступили, втянулись обратно в марионетку, которая по-прежнему держала локти Анко сведёнными за спиной. Слабо пошевелив ногами, рассчитывая свои силы, Анко сделала нетвёрдый шаг, затем ещё один, выступая из свалившейся на пол одежды; кукла неспешно скользила следом в такт ей, поддерживая ненавязчиво, почти деликатно — лишь тянущее ощущение в затёкших руках напоминало, для чего она на самом деле здесь.

Сделав ещё пару шагов, уже более уверенных, Анко остановилась над Сасори, откинувшимся на локтях; от его взгляда, резко контрастировавшего с нарочито расслабленной позой, по телу разлилась новая волна оглушительного, дурманящего жара. Сгусток напряжения в низу живота скрутился уже нестерпимо и требовал внимания.

Не дожидаясь стимулирующих подталкиваний марионетки, Анко опустилась, коснувшись коленями пола возле боков Сасори. Приятный контраст: прохладные каменные плиты и его горячая, влажная кожа. Губы Анко искривились в попытке улыбнуться, и она, дразня, повела бёдрами, скользнув взад и вперёд — так же Сасори водил сенбон в её теле недавно. Теперь, однако, движение прошибло его самого — он вздрогнул, криво усмехаясь, понимая, что это месть. Однако Сасори ещё мог сдерживать себя и временно не предпринимал никаких действий, и это будоражило Анко, распаляло ещё даже больше — это зыбкое, на миг уступленное из прихоти верховенство.

Зная, как он переменчив во всём, что не касалось искусства и философии, Анко, не теряя времени, привстала, умелая и гибкая, и единым движением опустилась на него. На миг замерла, крепко стиснув зубы, силясь не упустить границу рассудка, и ловила эмоции Сасори, скупые, скрытые обычной маской, подавляемые, а оттого уходившие в непроизвольные реакции: в напряжение мышц, в мелкое, замеченное и сознательно оборванное движение рук в сторону Анко, в прилившую к лицу кровь, в подрагивание ресниц, затенявших глаза. Затем начала двигаться: вначале неспешно, танцующе, гипнотически, постепенно увеличивая темп, меняя угол, амплитуду. Дыхание Сасори стало шумнее и прерывистей, язык скользнул по искусанным, пересохшим губам, а глаза под ресницами буквально впивались в лицо Анко — жаль, что выражение их толком не разобрать. Но одно в них читалось точно: скоро, совсем скоро он вновь перевернёт игральную доску. И Анко до этого нужно успеть сделать свой ход.

Марионетка держала ей руки, но помимо этого никак не ограничивала в движениях, поэтому когда Анко резко нагнулась, кукла позволила это ей. Анко замерла в считанных сантиметрах от лица Сасори — на расстоянии части сенбона, выглядывавшей из её тела спереди; сейчас окрашенное её кровью острие упиралось в грудь Сасори, роняя на него алые капли. Удержаться не было сил: Анко выгнулась, спустилась и слизнула капли долгим жарким касанием, провела языком по губам, размазывая по ним собственную кровь, а после вернулась к лицу Сасори.

— Попробуешь? — выдохнула она ему в губы, улыбаясь, плавно двигая бёдрами, дразня.

Карие глаза вспыхнули, контроль рухнул — и Сасори обхватил её — одна рука на затылке, вторая на спине, — прижимая к себе сильно, близко настолько, что сенбон, торчавший из Анко, пробил его собственную кожу, вошёл в мышцы. Но Сасори явно было плевать; он впился губами в её, окровавленные, и порывисто повалил Анко на спину, ловя её вскрик — сенбон, ударившись о камень, прошёл через тело, и большая его часть показалась с другой стороны. Вторая игла, пронизывающая кожу на лопатке, отчётливо ощущалась, зажатая между телом и полом.