Lutea - Амортенция [СИ]

Острие сенбона нажало сильнее, прокололо кожу…

…вот только, кажется, пока что это желание проигрывало потребности видеть Анко частью мирской суеты.

…и, прочертив линию стекающей к ключице дорожкой крови, отстранилось, не причинив фатального вреда.

В тот же миг марионетка поднялась выше, резко сгибая Анко, заводя руки ей за спину и заламывая, перехватывая за локти, сводя лопатки; искусственная рука легла на затылок, не позволяя поднять голову, а деревянные пальцы впились до боли, грозя сломать рёбра. Анко зашипела, взбешённая унизительной позой, но оборвала себя, когда сенбон коснулся ещё довольно свежих шрамов на левой лопатке. Кандзи «Драгоценность».

— Знаешь, чем дольше смотрю, тем больше утверждаюсь в верности выбора клейма, — протянул Сасори задумчивым тоном учёного-наблюдателя, делающего вывод по очередному эксперименту. — Во многих смыслах оно тебе подходит.

Анко промычала что-то невразумительное. Она с трудом сопротивлялась кипящему томлению, разливавшемуся по телу, полностью погребая под собой ощущения на границе дискомфорта и слабой боли, которые давала кукла.

— Да мать твою, ещё не натрынделся за день на уроках? — зло прошипела она в пол. — Возьми меня, а потом говори хоть весь остаток ночи.

— Хорошо, — подозрительно легко согласился Сасори и играючи, одним движением засунул сенбон в резинку на её хвосте; на выходе игла царапнула кожу головы, но прошла по касательной и не причинила боли.

Анко замерла в напряжённом ожидании, облизывая губы, следя за его ногами. Сасори отступил назад для удобства и быстро разделся — одежда шуршала и падала на пол, элемент за элементом. «Будто сбрасывает кожу», — невольно пришла ассоциация, но её Анко поспешила прогнать — перед ней сейчас скорпион, не змей. Хотя ситуация отчасти схожа: она так же не может двинуться, так же напряжена, не зная, чем всё обернётся…

За невольным проведением отвратительной параллели она не сразу заметила, как Сасори вновь приблизился, выдернул из её нехитрой причёски сенбон и опустил его острие на прежнее место, затем, подумав, перенёс на правую сторону. Деревянная рука на затылке настойчиво направила Анко. «Так уверен, что не цапну?!» — удивление на грани восторга — не ситуацией, им. Уверенным, контролирующим, читающим её настолько охуенно точно, что отчаянно хочется то ли смеяться, то ли рыдать. Но Анко, конечно, не сделала ни того, ни другого, а вместо этого без задней мысли прикоснулась губами и тут же разомкнула их, вбирая полунапряжённую плоть, подключая язык.

Сасори — страшный человек, на самом-то деле; он умеет повернуть всё так, что ты готов будешь просить его позволить сделать то, чего хочет он. Что касается ответа…

Когда он проколол кожу, Анко встряхнуло, и она тихо застонала. Острие преодолело слой мышц, упёрлось в кость лопатки. От сенбона расходились острые, жгущие импульсы — чакра.

Да, этот страшный человек умеет быть благодарным. На свой особенный, жестокий манер, но Анко другого не нужно.

— Если пробью кость здесь, задену лёгкое, — его голос сладко вибрирует, но в остальном Сасори держит себя в руках, шиноби с прекрасным контролем.

Это в какой-то мере задевает гордость. Анко умеет довести до блаженного исступления любого: мужчину, женщину, почти потерявшего человеческий облик шиноби с комплектом дополнительных рук или с какой-нибудь синтетической хернёй вместо крови — с пятнадцати лет могла! И рано ей ещё на свалку истории! Доказывая это, Анко приложила всё умение в мстительном желании добиться отклика — и получила удовлетворённый, поощряющий стон. Ободрённая этим, она расслабила горло и придвинулась близко, насколько смогла, чувствуя движение навстречу.

Сенбон наклонился, уменьшая угол до минимума, и вошёл под кожу и мышцы. Анко глухо рыкнула, но не отстранилась — если бы позволила себе остановиться, всё-таки пострадало бы лёгкое. Сасори усмехнулся на это и стал погружать иглу глубже, ведя в сторону дельты плеча, пронзая мышцы так, словно они были шариками данго, которые повар нанизывал на заострённую палочку. Дойдя до точки, по всей видимости, приглянувшейся ему, Сасори свободной рукой натянул кожу на спине Анко, вновь проколол, давая сенбону выйти, но извлекать полностью не стал.

Тут уже Анко не смогла сдержаться — порывисто дёрнула головой в сторону, часто и хрипло задышала, хватая ртом воздух. Суть была не только в боли, не столько в ней; другие инстинкты, древние, могучие, поднимались из тёмных глубин её существа, и Анко едва удавалось глушить порыв, не срываться в просьбы.