— Папа… Папа… Папка мой… — только и могла она повторять сквозь приступы рыданий, не поднимая головы от груди отца.
— Гм… Вот оно, какая история, — встал из-за стола дед Матвей. — Только ты того, девочка. Только ты не очень. А то не ровен час…
— Да-да, я понимаю, — опомнилась Огги. — Успокойся, папа. Сейчас я все объясню.
— Ничего не объясняй, дочка. Дай мне только насмотреться на тебя. — Он легонько приподнял голову дочери со своей груди. — Подумать только, — совсем взрослая. И вылитая мать! А я уж потерял всякую надежду… — Голос старика предательски дрогнул.
— Папа, можно мне тоже чаю? — догадалась разрядить обстановку Огги.
— Да, конечно! — засуетился старик. — Сейчас я тебе налью. А вот тут мед и лаваш. Кушай, дочка.
— Как вкусно, папа!
— Вот и славно. Ты ешь, пей, а я буду говорить. Мне надо так много сказать тебе, Огги.
— Теперь успеем наговориться. Я ведь к тебе не на день и не на два.
— Спасибо, дочка. Но дело не в этом. Ты слышала, дядя Матвей сказал, не ровен час…
— Ну, это он так, по-стариковски.
— Нет, дядя Матвей знает. Но еще больше знаю я сам. Я ведь когда-то… Однако не время предаваться праздным воспоминаниям. Мне действительно надо сказать тебе очень многое, а жить осталось считаные дни, может, часы.
— Ну что ты, папа!
— Да-да, я знаю, что говорю. Ты слушай, только слушай и постарайся не перебивать меня. Но прежде скажи, ты знаешь, кто ты, кто твоя мама, кто все мы?
— Нет, мне ничего не известно об этом. Ведь мама умерла в тот самый день, когда мы расстались с тобой. А узнала я об этом лишь недавно, всего несколько дней назад, когда смогла наконец раскрыть оставленный ею медальон. В него была вложена ее записочка. Вот она. — Огги протянула отцу последнюю весточку от матери.
Тот быстро пробежал ее:
— Так… Все ясно. А дневник мамы?
— Он пропал. Вернее, его украли те, кто приютил меня. Я не успела даже раскрыть его. Ведь эти люди… — Огги коротко рассказала о своей жизни в доме Полипчуков.
— Так я и знал… Хорошо еще, что ты смогла сохранить мамин индикатор. Иначе тебе вообще не удалось бы напасть на мой след. Что же касается меня, то со мной произошла еще более нелепая история. Вскоре после того, как я покинул вас, меня сбил мотоцикл, в результате полученной травмы я полностью утратил память и только нынешней весной вспомнил тебя, нашу маму и все, что предшествовало этому роковому дню. Ко мне вернулись все мои знания. Огромные знания, Огги. И передать их я мог только тебе. Но как было найти тебя? В свое время мы с мамой условились, что в случае критической ситуации она сделает все возможное, чтобы ее индикатор унаследовала ты. И я попытался уловить его сигналы. Но мой собственный индикатор неизменно приводил меня лишь к небольшому озеру с часовней, и там обрывалось все. А между тем, я знал, что дни мои сочтены. Какое счастье, что ты сама смогла разыскать меня. Может быть, я еще успею кое в чем просветить тебя. Но пока — самое главное, самое основное. Итак, слушай. Ты родилась не здесь, не среди этих людей, а главное — не в эту эпоху. Ты родилась более десяти тысяч лет назад…
— Что?! Что ты говоришь?
— Не перебивай, меня, Огги. Я расскажу все, что успею. Да, ты дитя совсем иной цивилизации, цивилизации почти столь же технически совершенной, что и нынешняя и, к сожалению, столь же, если не еще более, беспечной во взаимоотношениях с природой. А природа не терпит дилетантизма, а тем более насилия. В ней много запретных зон, куда человек просто не имеет права вторгаться. Наши с тобой соотечественники пренебрегли этим, и природа отомстила им. Отомстила жестоко, беспощадно, как смогла сделать только природа. Я раньше многих других понял, что наша цивилизация пошла по пути неминуемого самоуничтожения. Я ведь был тем, кого сейчас здесь называют учеными. Я не переставал говорить о надвигающейся катастрофе. Но меня не хотели слушать. Впрочем, наверное, было уже поздно. Мы перешли ту грань, за которой начались необратимые процессы. И тогда я решил не ждать последнего часа. Я знал, как ввести человека в состояние анабиоза, в котором он может сохраниться неограниченно долгое время. Я знал и то, как вывести его из этого состояния. И я построил аппарат, который мог бы автоматически сделать все это. Так мы: я, твоя мама и ты, оказались в начиненной приборами капсуле, которая погрузилась на дно моря и должна была всплыть на поверхности ровно через десять тысяч лет. Одновременно соответствующая аппаратура должна была вернуть нас в нормальное состояние. Не все мои расчеты подтвердились. Мы с тобой, как видишь, довольно легко перенесли многовековое небытие. А вот организм нашей мамы не выдержал такого испытания. Да и для нас с тобой все кончилось не лучшим образом…
Читать дальше