Владимир Корчагин - Подкидыш

— Ну, что касается отравленной передачи, подохшего боровка, ночной стирки, то все это чепуха, выеденного яйца не стоит. Но вот затонувшая посудина… Скажите, а не говорил Буряков что-нибудь относительно того, как могла оказаться там эта посудина, откуда могла приплыть? Или он в этих делах мало что смыслил?

— Сидор-то мало что смыслил?! Да он полжизни в боцманах протрубил, в загранку несчетно раз хаживал. А откуда приплыла та посудина? Да ниоткуда!

— Как ниоткуда?!

— А вот так, не могла она сама по себе по морю ходить. Так он и Аграфене говорил, не раз слышала: не мог, дескать, тот шарик и полмили самостоятельно проплыть, потому как не было у него ни руля, ни ходовых винтов, ни киля, ни этих, как их… стабилизаторов.

— Так откуда же он взялся там, под берегом, у самого Прибрежного?

— Кто знает… Может, на буксире кто приволок, может, с баржи какой сбросили. Да какое это имеет значение! Главное — золото…

— А это еще вопрос, золото там было или не золото. Не только золото блестит.

— Ну, кого-кого, а Сидора в этом деле не обманешь. Уж коль он человека из-за той посудины порешил… Да что Сидор! Сидор сам теперь на том свете. А вот Аграфена… Так как насчет того, что я сказала, дадите новый ход делу?

— Посмотрим… — многозначительно пожал плечами Кирилл, входя в роль. — Во всяком случае, надо сначала повидаться со Званцевой.

— Ну, тогда приезжайте недели через полторы, раньше она не вернется.

— Жалко! — вздохнул Кирилл и, простившись со словоохотливой вдовой, снова направился к вокзалу, чтобы попробовать заранее хоть устроиться на ночь в комнатах отдыха.

Рассказ жены Марчука заново высветил многие стороны таинственного события шестнадцатилетней давности, происшедшего в Прибрежном, но ни на йоту не приблизил решения главного вопроса: как и откуда прибыли Огги и ее родители?

Кирилл и прежде сомневался в том, что утлое суденышко, которое Огги прозвала ладьей, способно покрыть большие расстояния по морю. Теперь в этом можно было, кажется, не сомневаться. Как и в том, что именно эту загадочную посудину, сомкнувшуюся в «золотой» шар и погрузившуюся на дно моря, обнаружили в свое время Афоня и его отец со своей шаланды. Нельзя было не подивиться поразительной проницательности Афанасия, каким-то образом решившего, что как раз с этой его находкой было связано появление Огги в Прибрежном. Однако, похоже, и он не имел ни малейшего представления, кем в действительности была пассажирка диковинной ладьи и от какой беды или катастрофы бежали она и ее родители со своей, невесть где оставшейся родины. Обо всем этом можно будет узнать лишь из дневника матери Огги. Если он сохранился у Званцевой…

Как бы там ни было, он, Кирилл, должен вернуться сюда, в Чернореченск, и вырвать у нее бесценный документ, чего бы это ни стоило. Только после этого можно будет рассчитывать на новую встречу с Огги…

Приемные экзамены закончились. Сегодня впервые за последние три недели Кирилл смог наконец прийти домой к обеду и поесть не на ходу в переполненном буфете, а в своей уютной кухоньке, вдвоем с матерью, в спокойной домашней обстановке.

Ели не торопясь, перебирая события последних дней, вспоминая, чем было замечательно уходящее лето.

— А знаешь, мама, — сказал Кирилл, наливая второй стакан любимого компота, — там, на Кавказе, я, кажется, напал на след погибшего брата.

— Какого брата?

— Да Константина, сына отца и Антонины Павловны. Он же мне брат?

— Брат, конечно. Но почему погибший?

— Как почему? Ты сама, помнится, рассказывала, что лет пятнадцать назад он поехал в турпоход на Кавказ и пропал, как в воду канул.

— Ах, вон ты о чем… Так меня саму ввели в заблуждение. Чего не наболтают люди! Никуда он не ездил и нигде не пропадал. С месяц назад я видела Антонину…

— Разве ты встречаешься с ней?

— Видимся изредка, чего уж теперь делить… Так вот, говорили как раз о нем, Константине. Живет в Ленинграде. Давно женат. Две дочки растут. Все как у людей…

Скажи, мама, а ты самого его видела? Правда, он очень похож на меня?

— Похож на тебя! С чего ты взял? Да ничего общего. Ты весь в папу: курносый, сероглазый. А он — вылитая Антонина: рыжий, веснушчатый, и нос с горбинкой.

— Странно…

— Чего тут странного? Дети одних родителей и те не всегда похожи, а тут…

— Да, разумеется, — поспешил согласиться Кирилл. — Ладно, пойду, отдохну после обеда, — он встал из-за стола и прошел в свою комнату, чтобы наедине с собой поразмышлять над тем, что только что узнал от матери.