Владимир Корчагин - Подкидыш

Кирилл поспешил ей навстречу, тщетно стараясь скрыть переполнившую его радость. Но девушка даже не взглянула на него.

— Простите, Кирилл, я не могла прийти раньше, — проговорила она, не поднимая глаз. — Вы, наверное, очень рассердились на меня?

— Нет, с какой стати. Но у меня было достаточно времени обдумать все, что вы сказали.

— И сопоставить с тем, что наговорила обо мне ваша хозяйка?

Кирилл почувствовал, что краснеет:

— Да она, собственно…

— Знаю. Знаю все, что говорят обо мне здешние сударушки: я и белоручка, и гордячка, и…

— И «прынцесса на горошине», — подхватил со смехом Кирилл.

— Вот-вот! — сразу оживилась, словно оттаяла, Ольга. — Только никто из них не видел рук этой «прынцессы», а между тем… — она протянула Кириллу свои маленькие ладошки, где отчетливо просматривались большие грубые мозоли. — Видите, никакой крем не помогает. Земля требует не только платонической любви. И я люблю ее именно так. Чего не скажешь, к сожалению, о большинстве моих хулителей. Для них, таких, как ваша хозяйка, земля всего лишь источник доходов. Они не лелеют, а терзают свою кормилицу. Да вы видели ее угодья.

— Но ведь и ваши родители… — не удержался Кирилл.

— Да, и мои родители. В этом отношении они ничуть не лучше тетки Лизаветы и ей подобных. Только… Вы, наверное, слышали уже, что они мне вовсе не родители.

— Да, я слышал, что вы… Только не совсем понял…

— Вернее, ничего не поняли. И не могли понять. Я сама еще многого не понимаю. Но мне нужно понять. Нужно! И я хотела бы… — она с минуту помолчала. — Для начала я хотела бы немного рассказать вам о себе.

— Я буду рад…

— Не надо, Кирилл! Не надо этих дежурных фраз. То, что я скажу, не доставит вам никакой радости. Но я должна посвятить вас в кое-какие детали своей жизни, потому что… Потому что мне понадобится ваша помощь.

— Вы можете рассчитывать на меня, Ольга! — ответил Кирилл с жаром. — Для вас я…

— Ну вот, опять! — воскликнула девушка с деланным неудовольствием. — Но я верю в ваши рыцарские чувства. Хотя должна буду и сразу разочаровать. Вам не придется ни рисковать ради меня жизнью, ни даже менять свой дачный режим. Я только попрошу вас, как специалиста, помочь мне разобраться в одной физической головоломке. Но это после… А сейчас давайте сядем снова на нашу лесину и постарайтесь не перебивать меня.

Она с минуту помолчала, словно собираясь с мыслями, затем заговорила медленно и тихо, будто всматриваясь в далекое прошлое:

— Случилось так, что какое-то страшное, непонятное происшествие раскололо мою жизнь на две очень неравные и очень не одинаковые части. Одна — мое раннее детство, до появления здесь, в Прибрежном. Другая — продолжение детства и все, что было после него в семье Полипчуков. Первую я помню очень смутно, точно обрывки неясного сна: в памяти всплывают то какие-то мрачные, сырые, плохо освещенные подземелья, то, наоборот, — большие, ослепительно сверкающие на солнце каменные сооружения, клубы раскаленной пыли, потрескавшаяся от нестерпимого зноя земля. И ни там, ни здесь — ни единой травинки, ни крохотного кустика. А главное — ни одного счастливого лица. Какая-то сплошная безысходность.

Вторую часть жизни я, напротив, помню очень хорошо. Вернее, могла бы помнить хорошо. Если бы было что вспоминать…

А вот переход от первой части ко второй… Я не знаю даже, как сказать вам… Это что-то совершенно необъяснимое, какая-то тайна, которая не дает мне покоя до сих пор. Я никак, сколько ни бьюсь, не могу вспомнить, чем закончилась моя жизнь в той мертвой, агонизирующей пустыне, зато отлично, словно это было вчера, вижу день моего появления здесь.

Я проснулась в тот день в очень удобной постельке, под открытым небом. День был ясным, солнечным. В лицо дул теплый, влажный ветерок. Пахло морем и какими-то неведомыми цветами. Надо мной склонились лица отца и матери. И оба они улыбались счастливой радостной улыбкой.

Скоро я поняла, что мы в лодке, точнее, не в лодке, а в большой, плывущей по морю ладье-катамаране, очень странной ладье. Представьте себе раскрытую раковину двустворки. И в одной из таких «створок» — мы, трое пассажиров, а в другой какие-то шланги, приборы механизмы. Я приподнялась на своем ложе и увидела берег. Он был совсем рядом, зеленый, благоухающий, отороченный белой полосой песчаного пляжа. Не прошло и полчаса, как наша ладья причалила к берегу, и мы сошли на этот пляж.

Это были счастливейшие минуты в моей жизни. Помню, что всю меня просто-таки распирала огромная беспричинная радость. Но почему-то очень кружилась голова. И трудно было стоять на ногах. Кажется, у папы с мамой было то же самое. Я видела, как они отошли немного в сторону и, присев на землю, о чем-то долго шептались, посматривая то на меня, то на небольшой поселок, смутно видневшийся сквозь чащу деревьев. Потом папа пошел по дороге в гору, а мама взяла меня на руки и снова перенесла в ладью.