Владимир Корчагин - Женщина в черном

Через несколько минут они со Светланой уже вносили Ингу в квартиру Берга. А Олег задержался в машине.

— Сколько с нас? — спросил он шофера, вынимая бумажник.

— Сколько с вас? Вы за кого меня принимаете? Что я, не видел и не слышал, что произошло? Иди к пострадавшей. И дай Бог, чтобы все хорошо закончилось. А мне совесть дороже.

Берг тщательно осмотрел Ингу, сделал ей какой-то укол, поинтересовался, сколько времени она дышала хлороформом. Никита прикинул время, какое могла затратить Инга на дорогу в институт, и какое затратили они сами до проникновения в загазованную лабораторию, и с уверенностью ответил:

— Минут двадцать, не больше.

— Ну, это немного. А вы убеждены, что это был именно хлороформ, а не что другое?

— Будьте уверены, уж чего-чего, а запах хлороформа я не спутаю ни с чем! — ответила Светлана.

— Охотно верю. А кто, по-вашему, мог провести Ингу в лабораторию и запереть за ней дверь?

— Есть одна такая, бывшая подружка Погодина.

— Того молодого человека, с которым мы имели честь познакомиться в свое время в домашней лаборатории Льва Яковлевича?

— Его самого, — подтвердил Никита.

— Но ведь в случае неудачи их замысла она рисковала быть узнанной Ингой?

— Скорее всего, дело было так, — пояснила Светлана. — После того, как они с бывшей женой Гридина откуда-то позвонили Инге, она спряталась где-то в коридоре. И как только Инга зашла в лабораторию — а она бывала там, — эта особа заперла за ней дверь и незаметно подбросила ключ вахтеру.

— Вполне правдоподобно. И еще вопрос. А почему Инга, входя в лабораторию, не почувствовала запаха хлороформа?

— А его там и не было. Или почти не было. Склянка с хлороформом опрокинулась в тот момент, когда Инга входила в лабораторию. Я нашла ее в открытом вытяжном шкафу. И рядом с ней поломанный штатив, на котором ее, по-видимому, укрепили так, чтобы при малейшем толчке, хотя бы толчке закрывшейся двери, она должна была неминуемо свалиться.

— Вы прямо-таки Шерлок Холмс! — улыбнулся Берг Светлане. — Ну-с, а теперь, друзья, Инге нужен покой, и только покой. Я уверен, все будет хорошо. Можете идти и спать спокойно. А Льву скажи, Никита, что Инга осталась ночевать у нас. Не стоит пока говорить ему всей правды. Да и властям не стоит сообщать об этом. Все это, бесспорно, дело рук Николая Гридина, все остальные — лишь его марионетки. Но, знаете, ворошить навозную кучу…

— Так неужели снова все простить этому извергу?!

— Не беспокойся, мой юный друг, придумаем что-нибудь помимо властей. Анастасия Ивановна поможет. Она мастер на это.

Только за два дня до свадьбы собрался наконец Никита навестить Анастасию Ивановну, чтобы пригласить ее на их с Ингой торжество. И не потому, что все последнее время был слишком занят. А потому, что боялся не убедить Кедрову пойти в дом, с которым у нее были связаны самые светлые и самые мрачные воспоминания, в дом, куда по злой воле другой женщины она не смела ступить даже на порог, в дом, где ей предстояло встретиться с самым дорогим, самым, может быть, близким когда-то человеком, с которым она не виделась целых двенадцать лет. Согласится ли она на это? Сможет ли побороть в себе уязвленную гордость и боль незаслуженной разлуки? Решится ли бередить старую, незаживающую рану?

Занятый такими мыслями, Никита медленно поднялся на знакомую площадку четвертого этажа старой пятиэтажки и готов был уже нажать на кнопку звонка, как дверь раскрылась, и из нее вышла… женщина в черном.

Никита в страхе отшатнулся в сторону. «Что это?! Почему она вновь явилась мне? Откуда взялась здесь? Что ей надо?» — молнией мелькнуло у него в голове.

Занятый новой работой в институте и заботами о предстоящей свадьбе, он и думать забыл о загадочной монахине. И вдруг опять встретил ее! Да где, в квартире Анастасии Ивановны Кедровой! Это было настолько удивительно, неожиданно, необъяснимо, что он едва поверил своим глазам. Но таинственная женщина в черном стояла в двух шагах от него. И кроме них двоих на площадке не было ни души. В страшном недоумении и растерянности Никита попятился назад и прижался к стене, надеясь, что странная незнакомка обойдет его и спустится по лестнице вниз. Но черная монахиня двинулась прямо к нему, подняла руку вверх, устремила на него слезящиеся глаза:

— Позволь мне, сынок, благословить тебя. Позволь воздать благодарность за все, что ты сделал для отца моего и дочери моей. Позволь денно и нощно молиться за благо твое и твоей будущей семьи.