Наталия Московских - Последний

Отогнав от себя неприятные мысли, светловолосая круглолицая Сьюзен принялась смеяться и дурачиться, когда муж перевел на нее камеру, а в глазах Дэвида загорелся неподдельный детский восторг. Удивительно было видеть такую улыбку на заросшем грубой и жесткой бородой лице. Дэвид был сухопарым высоким мужчиной, который не любил бриться из-за чувствительной кожи. Некоторых мужчин щетина делает мужественнее, придает им таинственный и привлекательный вид, но Дэвид Фостер был явно не из их числа. Его щетина делала исключительно неаккуратным, а когда она превращалась в бороду, то Дэвид и вовсе становился похожим на бездомного, особенно при полном отсутствии интереса к стильной одежде: его интересовал в одежде исключительно комфорт. В свободных, часто не сочетающихся между собой вещах, Дэвид со стороны производил впечатление человека с каким-то хроническим заболеванием, причем подозрения колебались от рака до алкоголизма. Иногда, глядя на мужа, которому нельзя было привить никакого чувства стиля, Сьюзен искренне полагала, что любовь слепа, раз ее угораздило влюбиться в такого человека столь самозабвенно и научиться закрывать глаза на то, что она считала неприемлемым.

Я ведь никогда не смогу изменить в нем что-то , — продолжала думать она, дурачась перед камерой. — С другой стороны… он ведь тоже многое мне прощает. Не каждый мужчина смирится с тем, что его жена не может иметь детей. А Дэвид… он не осудил меня, он готов даже усыновить ребенка и растить его, как своего, лишь бы со мной.

— Расскажи, что ты положишь под Рождественскую елку, Сью! — воодушевленно воскликнул Дэвид, и Сьюзен игриво прищурилась.

— Этот секрет я не выдам даже такой замечательной камере, — нарочито упрямо проговорила она.

— Так нечестно! Только посмотри, как этот красный огонек тебя просит!

— И все же, даже ему я этого не скажу, — рассмеялась Сьюзен, радуясь, что мысли о семейной жизни отступили. Воистину, не стоит думать о таком под Рождество.

Чета Фостер двигалась по улицам Лоренса, продолжая снимать подготовку города к празднику, и каждый из супругов продолжал жить своими мечтами о будущем, грезя о совершенно разном счастье.

Ривер Уиллоу считала себя человеком исключительно серьезным и предпочитала не придаваться мечтаниям и витанию в облаках, однако сегодняшняя встреча с Крисом Келлером унесла ее в далекие школьные воспоминания и заставила полностью погрузиться в мысли, которым она раньше не оставляла времени.

Глаза девушки радостно блестели, и она иногда самозабвенно прикрывала их, обращая лицо к пасмурному небу, которое вот-вот должно было разразиться новым снегопадом. Из головы все не шло странное слово «толстосум», которое она использовала, бросив в Криса снежок полтора года назад. Девушке отчего-то казалось, что теперь это только их слово: оно приобрело новое, никому доселе неизвестное значение, связавшее их какой-то особенной нитью. Сейчас Ривер даже считала, что это слово было лучшим в мире…

Как глупо, — подумала она, но улыбка на ее лице в ответ на эту мысль стала лишь еще шире.

До дома оставалось около пятнадцати минут ходу. Пятнадцать минут мыслей о Крисе. Пожалуй, еще утром сегодняшнего дня Ривер бы отругала себя за эти мысли, но сейчас она решила, что вполне может позволить себе помечтать четверть часа. Она представляла себе несуществующую встречу в кафе, беспечные разговоры, воскрешала в памяти улыбку Криса и вспоминала, как упорно он уговаривал ее провести с ним время. В школе Ривер и помыслить не могла ни о чем подобном. Ей тогда казалось, что обратить на себя внимание президента страны проще, чем внимание Криса Келлера.

По дороге на глаза попадались знакомые люди, приветственно машущие Ривер руками. Она улыбалась и махала в ответ, но в разговоры предпочитала не вступать, решив, что оставшуюся дорогу до дома посвятит лишь себе и своим мечтаниям.

Однако она вдруг заметила человека, идущего навстречу по той же улице, и он отчего-то привлек ее внимание, бесцеремонно прервав столь светлые и восторженные мысли. Молодой мужчина со светлыми, чуть растрепанными волосами, спускающимися до середины шеи, шагал неспешно и смотрел вокруг безразличным, почти апатичным взглядом. Создавалось впечатление, что такой человек перед предстоящими праздниками мог мечтать только о покое и уединении. У него был прямой нос, тонкие губы, светлая… даже почти болезненно-бледная кожа, и очень яркие, но холодные голубые глаза. Он являл собой странное сочетание привлекательной и одновременно отталкивающей наружности, и Ривер не могла объяснить, чем именно незнакомец ее настораживал. Лоренс, конечно, был большим городом, и девушка знала в нем не так уж много людей, но этот человек сразу же произвел впечатление чужака. Было в нем что-то… не от мира сего. Ривер даже подумала, что такой мужчина будет смотреться чужаком в любом уголке земного шара — слишком уж отстраненно он держался, словно отгораживался от всего города невидимой стеной.