Ольга Хожевец: Глиссада

- Ну как вы тут, молодые люди? - бодро поинтересовался Каминский. - Совсем заговорились, я вижу? Роман, на обед опоздаешь.

Брат глянул на часы, встроенные в подлокотник кресла, буркнул:

- Успею.

- Не задерживай его слишком, Данил. Тут режим всё же.

- Хорошо, доктор.

Каминский помялся как-то нерешительно. И вдруг предложил:

- Сам не хочешь зайти ко мне на тесты?

Любого другого врача я сейчас, пожалуй, послал бы с таким предложением. Но Каминский мне нравился. Кроме того, надо было всё-таки поговорить с кем-нибудь о том, что меня беспокоило давно.

И я сказал:

- Хорошо. Я приду.

- Главный корпус, третий этаж, - уточнил доктор, поведя рукой в нужном направлении.

- Я приду.

Каминский кивнул - слегка удивлённо, как мне показалось. Добавил: "Жду". Удалился неторопливо.

- У тебя проблемы? - обеспокоился Роман.

- Нет. Просто поговорить с ним хочу.

- Точно?

Я сказал так убедительно, как только смог:

- У меня всё в порядке, правда. Я схожу - чтобы мать зря не волновалась.

- А-а, - кивнул брат. - Понятно. Слушай, этот Каминский ведь к матери клинья подбивает, ты заметил?

- Заметил. А что? Вроде хороший мужик.

- Угу. Данил, приходи ко мне завтра про леталки рассказывать.

Я пообещал:

- Приду.

Я проводил брата из парка; перед жилым корпусом Роман остановил кресло.

- Всё. Дальше не ходи.

И неожиданно спросил:

- Во сне кем себя чаще видишь - человеком или леталкой?

- Человеком.

- Как только станешь видеть леталкой, сразу бросай это дело. Не опоздай, шустрёнок.

Как меня бесило в детстве, когда брат называл меня "шустрёнком"!

Я ответил серьёзно:

- Не опоздаю.

Кабинет Каминского я нашёл без проблем: его дверь была самой шикарной дверью на этаже. А на двери красовалась скромная золотая табличка, свидетельствовавшая, что кабинет принадлежит доктору медицинских наук, члену того-то и сего-то, профессору Каминскому А.Е.

Вот тебе и доктор.

- Заходи, заходи, - позвал Каминский из глубины кабинета, едва я приоткрыл дверь. - Присаживайся. Данил, я как-то спонтанно перешёл на "ты" - это ничего? Романа я давно знаю, а тебя...

- Да я сам хотел предложить. Но не успел.

Каминский улыбнулся.

- В отместку можешь меня звать Аркадий.

Я поразмыслил.

- Не смогу пока, пожалуй. А по отчеству?

- Евгеньевич. Но это не обязательно, честно.

Улыбался он открыто и заразительно.

- Аркадий Евгеньевич. Расскажите мне о Романе. Какой... чего можно ожидать?

Каминский сразу посерьёзнел.

- Ну, полность ПСНА ещё не вылечивалась ни разу, - сказал он жёстко. - Ты это должен знать. Уменьшить последствия - вот всё, на что мы способны. В случае Романа - прогноз положительный, насколько это возможно. На фоне постоянного поддерживающего лечения его психика стабильна - ты сам это видел. Моторика восстанавливается понемногу. Надеюсь, что сможет сам ходить через полгодика. А дальше... - доктор помолчал. - Наука не стоит на месте, Данил. Будем надеяться.

Наука, да. Об этом-то я и хотел поговорить.

- Давай-ка побеседуем о тебе, - опередил меня Каминский. - Там, у вас... Тебя тестировали?

- Регулярно.

- Разговор между нами. Что называется, не для протокола.

А этот профессор, оказывается, кое-что понимает в жизни!

- Нам попался добросовестный врач.

- Летал в боевой обстановке, да? Повреждения получал?

- Бывало. Аркадий Евгеньевич, я...

- Симбионта носишь? - неожиданно сбил меня с мысли Каминский.

Я растерянно замолчал.

- Данил, - мягко сказал доктор. - Я с вами, нейродрайверами, работаю уже очень много лет. И - повторюсь - этот разговор сугубо между нами. Так вот, мне надо знать: ты сейчас симбионта носишь?

Я ответил:

- Да.

Каминский кивнул, будто и не ждал другого ответа.

- Ну что ж, пошли. Думаю, у нас аппаратурка посовременней будет.

- Подождите, доктор. Подождите. Я... Мне нужно обсудить с вами ещё кое-что.

Каминский, уже успевший преодолеть половину расстояния от стола до двери, остановился. Вернулся за стол. Усаживался долго, основательно, чуть подвигая стул то туда, то сюда, словно устраивался на какой-то ненадёжной поверхности. Я вдруг подумал, что профессор нервничает, и удивился - он-то с чего?

- Ну-с, - произнёс он наконец, - поскольку о Романе и о тебе мы уже поговорили, я делаю вывод, что ты хочешь говорить о маме.

- О маме?

Я удивился и испугался, пожалуй, хотя вида постарался не показать.

- Что о маме?

- Законное желание, - вздохнул Каминский. - Я, признаться, ожидал, что ты поднимешь этот вопрос. Видишь ли, Данил. Мы оба с твоей мамой уже не так молоды, чтобы делать опрометчивые шаги. Но... постарайся понять. Главным образом, я пытаюсь донести до тебя, что всё это очень серьёзно. Мне... в моем возрасте непросто об этом говорить. Так уж случилось, что моё отношение... нет, моё чувство к ней... И, я очень надеюсь, что и её ко мне... Это...