Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

– Что тут алмаз, там навоз, – наставительно заявил он. – Наверняка Голубкины слова.

– Такую женщину, наверно, нужно звать Ла Голубка?

Он удивленно посмотрел на меня:

– Ло, Ла, Ле – в Брэннинге это слишком уж запутано. Нет, – он выскреб зубами дынную корку и с подкрутом отшвырнул прочь, – что тут алмаз, там навоз. У тебя в деревеньке, небось, было то же, что у меня. Сперва Ло, Ла и Ле давали только нормам, способным к продолжению рода, потом стали давать всем небесплодным функционалам, так?

– Ну да, как и везде.

– Не везде. В Брэннинге тоже так было, а теперь нет. В деревнях и городишках никто и понятия не имеет, что значит «инакий». Там на это слово даже не обижаются.

– А что обижаться? Я вот, например, инакий и не обижаюсь. Так уж оно есть.

– У вас есть, а в Брэннинге было и быльем поросло. В третий раз тебе говорю: что тут алмаз… Боюсь я, достанется тебе в Брэннинге за твои деревенские понятия. Мне за них раз пять ребра пересчитали, когда я туда приехал пятнадцать лет назад. Город-то, кстати, с тех пор еще раза в два вырос.

Горбун посмотрел на дорогу.

Я вспомнил свой разговор с Пауком о погонщиках и титулах.

– Так как к кому обращаться там, в Брэннинге?

– Запоминай. – Горбун заткнул за пояс большие пальцы. – В Брэннинге есть пять семей, которые держат весь город. Все корабли – их, рента с половины домов тоже. Они же тебе, наверно, за работу заплатят и драконов ваших купят. Вот к ним и к десяти-пятнадцати знаменитостям вроде Голубки нужно в разговоре обращаться на Ла, Ло и Ле. Среди этих титулованных, кстати, и нефункционалы попадаются.

– Как же их отличить от прочих, если функциональность ни при чем?

– Отличишь, если встретишь. Но встретишь – это вряд ли: в Брэннинге можно жизнь прожить и ни разу не сказать ни Ло, ни Ла. А вот если ты начнешь всем подряд титулы раздавать или задираться, коль к тебе твое Ло не прибавят, прослывешь болваном, сумасшедшим или в лучшем случае олухом деревенским.

– Я своей деревни не стыжусь.

Горбун пожал плечами:

– А я и не говорю, что стыдишься. Ты спросил – я ответил.

– Я понял. А что инакость? Как ее понимают в Брэннинге?

Горбун перегнал язык за щеку и обратно.

– В Брэннинге инакость дело личное. Да, она – фундамент каждого дворца, сваи каждого дока, корни каждого дерева. Полгорода на ней построено, а другая половина дня без нее не простоит. Но вслух о ней говорят только невежи и дикари.

– А они вон говорят, – я махнул рукой в сторону нашей стоянки, – погонщики…

– Погонщики и есть дикари. Если собрался до конца жизни с ними водиться (а кто запрещает, кстати?), можешь говорить о чем угодно.

– Но я-то инакий… – снова начал я и почувствовал, что у горбуна терпение на исходе, – и лучше мне об этом помалкивать.

– Дельная мысль, – сухо ответил он.

Но как теперь рассказать ему о Фризе? Как искать ее и Кида, если нельзя упоминать о нашей инакости? Я молчал и чувствовал себя дураком. Потом спросил:

– А ты чем в Брэннинге занимаешься?

Горбун просиял:

– Я? Да так, держу одно местечко, где усталые могут присесть, голодные – перекусить, жаждущие – промочить горло, а скучающие – поразвлечься.

Произнеся эту речь, он гордо запахнул уродливое плечо краем красного плаща.

– Я к тебе как-нибудь загляну, – сказал я.

– Ну-у, – протянул горбун, – погонщик у меня редкий гость. Местечко, видишь ли, не без шика. Но как пообтешешься в Брэннинге и накопишь серебра – приходи. С серебром расстанешься, но повеселишься на славу.

– Приду обязательно.

Я думал о Киде. Я шел через долгую ночь. Я искал Фризу.

– Как тебя зовут и где тебя найти?

– Зовут меня Пистоль, но имя можешь забыть. Найдешь меня в «Жемчужине» – это мое заведение.

– Звучит роскошно.

– Такой роскоши ваш брат и не нюхал, – скромно подтвердил Пистоль.

– Значит, жди. Кстати, что ты забыл так поздно на асфальтовой дороге?

– То же, что и ты. В Брэннинг еду.

– Откуда?

– Мой захолустный друг, твоя невоспитанность поражает. Раз уж тебе интересно, я возвращаюсь от друзей, живущих в предместьях Брэннинга. Я привез им подарки, и они дали мне на дорогу гостинцев. Но поскольку они – не твои друзья, тебе не следует лезть в это дело со своим носом.

– Извини.

Меня слегка покоробило от этих мудреных правил.

– Не понимаешь? – Горбун смягчился. – Ничего, походишь в обуви, научишься прикрывать пупок и начнешь понимать. Я пока объясняю всухую, а год проживешь в Брэннинге – вспомнишь мою болтовню.