Сэмюэль Дилэни - Дальгрен [litres]

Samuel R. Delany

DHALGREN

Copyright © 1974 by Samuel R. Delany

© А. Б. Грызунова, перевод, 2020

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2020

Издательство ИНОСТРАНКА®

«Дальгрен» Сэмюела Дилэни – город в прозе, лабиринт, исполинский конструкт, и читатель входит туда, отыскав любую из множества дверей. Поселившись в памяти, «Дальгрен» становится климатом, временем года. Он вращается на горизонте сознания, он обладает собственной уникальной гравитацией, он – приливная сила, что подталкивает читателя войти вновь. «Дальгрен» – литературная сингулярность. Плод неустанной концептуальной отваги, созданный самым поразительным стилистом, что рождался в культуре американской фантастики.

Я эту книгу никогда не понимал. Порой мне чудилось, будто я понял отчасти или стою почти на грани понимания. Что ничуть не смущало меня и вовсе не мешало наслаждаться текстом. Наоборот, если уж на то пошло.

«Дальгрен» существует не для того, чтобы его наконец поняли. Я думаю, его «тайна» никогда и не подлежала «разгадке». И я думаю, дело не в том, что автор или текст невнятны. По-моему, и тот и другой внятны на редкость. И автор, и текст бесповоротно самоосознанны – менее отважным исследователям и их повествованиям такая самоосознанность и не снилась. «Дальгрен» – в буквальном смысле экспериментальный роман, исследование культурной обертки художественной литературы. Вооружившись накопленным инструментарием литературного модернизма, Дилэни направляется прямиком к границам, граням, интуитивным конвенциям акта литературы. И что удивительнее всего – а по моему опыту, практически уникально, – он добирается до пункта назначения, и его текст преображается в нечто иное , нечто беспрецедентное.

Погружение в «Дальгрен» постепенно избавляет читателя от всевозможных данностей – зачастую и тех, что связаны с непроговоренными и нередко неосознанными аспектами культурного уговора с автором. В игру вступает трансгрессия – умышленный отказ дарить некие «награды», которые читатель, вероятно, полагает своими по праву. Если это квест, негодует читатель, сообщите мне хотя бы цель поисков. Если это детектив, пускай мне опишут хотя бы природу загадки. А «Дальгрен» не отвечает. Но что это за рекомбинантный город, спрашивает читатель, что за метаморфический уличный пейзаж Среднего Запада, преображенный неведомо чем – то ли объектом, то ли процессом, – где переменам подвержено все и даже в небесах горят предвечные знамения Таро?

А «Дальгрен» не отвечает – но продолжается.

Вращается. Сигил из меди и хрусталя, бетона и плоти.

Я вписываю «Дальгрен» в такой исторический контекст:

Все, кто сейчас моложе тридцати пяти, не помнят сингулярности, что объяла Америку в шестидесятых годах двадцатого века, а поколение, которое испытало эту сингулярность на собственной шкуре, в основном, я так понимаю, предпочло амнезию и отрицание.

Но что-то все же случилось: в Америке возник город. (И пожалуй, Америка здесь – условное обозначение чего-то другого, возможно индустриальных государств Американского Века.) У этого города не было четкого местоположения, а его внутренняя география в основном оставалась текучей. Обитатели его, однако, в каждый конкретный миг понимали, в городе они или в Америке. Для Америки город оставался по большей части незрим. Если Америка – это «дом» и «работа», город – ни то ни другое, и потому Америке очень трудно было его разглядеть. Порой кто-нибудь, издалека и мельком заметив город, хотел туда попасть, но терялся, сбивался с пути и шел назад. Многие другие, включая меня, в один прекрасный день сворачивали за угол – и перед ними распахивался город: территория невыразимых возможностей, невиданная ни в каком сне. Мы узнавали, что и в городе есть правила, – но это были другие правила. Мы шагали одной полузнакомой улицей, затем другой, а затем, быть может, выходили к парку…