Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

– Тогда не дыши.

– Хорошо. Только я говорить не смогу.

– Тогда дыши, когда захочешь что-то сказать, о’кей?

– О’кей.

Они приближались к целой стене из космического мусора. Мусор висел плотно, но кое-где были прогалы.

– Куда теперь? – спросил Джонини.

– Можно по коридору, – сказал мальчик. И добавил сдавленным голосом: – Я… сейчас… две секунды… воздуха… потратил.

– Что? По какому коридору?

– Вон по тому… Еще… одну… с четвертью.

Джонини завел пузырь в коридор, тоже полуразрушенный. Стены тут были голые, с поручнями для передвижения в невесомости. Чуть дальше к коридору примыкал еще один, но этот новый был оборван словно по шву.

– А теперь куда? – спросил Джонини через плечо.

– Скоро будут Горы. Еще… секун…

– Прекрати. Дыши, если хочешь. Я все равно долго оставаться не планирую.

– Я хотел как лучше…

Они обогнули еще один угол, проплыли через отсек с вырванной стеной и двинулись прямо. В конце коридора Джонини резко затормозил и ахнул.

В голубом тумане им открылся огромный круглый зал. В центре его над помостом парила гигантская сфера. Даже на таком расстоянии и при таком свете Джонини увидел, что на ней вырезаны материки и океаны Земли. Огромная округлость зала, круги кресел, одинокая сфера – все это создавало ощущение пространства великого, но доступного пониманию, совсем непохожего на бесконечную пустоту, в которой висел искалеченный корабль. Это замкнутое, ограниченное материей величие навевало покой, почти религиозное успокоение.

– Что это? «Мертвая голова»?

– Это Суд, – отвечал мальчик.

– Суд? – Джонини перевел взгляд с гладкого свода потолка на высокий амфитеатр кресел и наконец снова на сферу. – Что же тут происходило?

– Процессы, – сказал мальчик и добавил: – Над преступниками.

– На кораблях было много преступников?

– Поначалу нет, а ближе к концу – много.

– И что это были за преступления?

– В основном нарушение Нормы.

– Нормы?

– Ну да. Ты можешь послушать. Все процессы записывали.

– Проигрыватель еще работает?

Мальчик кивнул.

– Где он?

– Вон там. – Мальчик указал на помост.

Джонини тронул пояс, и пузырь поплыл вниз над рядами кресел. Над самым помостом Джонини остановился и перевел плазму в режим гипергибкости и мегапроводимости. Теперь еще несколько сантиметров вниз, и вот он сквозь мягкую плазму примагнитился подошвами к полу.

Он обернулся было к мальчику, но мальчик парил вне пузыря, по ту сторону помоста, и подзывал Джонини знаками. Джонини осторожно пошел вместе с пузырем вдоль края возвышения. Он уже добрался до той стороны, когда вдруг раздался легкий хлопок, заставивший его подскочить. Это мальчик просунул голову в пузырь.

– Указатель вот тут, – пояснил он и вынырнул наружу.

Плазма облекла руки, словно вторая кожа, и Джонини провел пальцем по краю пульта с наклонной крышкой. Нашел рычажок, подергал, потянул наверх крышку, и она подалась. Внутри была сложная мозаика, которая при близком рассмотрении оказалась составлена из пятиугольников, на каждом из которых были нанесены по два имени. Крышка тем временем, щелкнув, пришла в вертикальное положение и уехала в паз. Джонини прищурился в голубом полусвете:

«45-А7 Хокран против Милара 759-V8, Норма против Трэвиса, 654-М87 Блодел против Дэ Ружа, 89-Т68L Норма против Одноглазого Дэвиса».

Оказалось, что мозаика перед ним – часть длиннейшей ленты, прокручивающейся наверх. Все в ней было организовано по пятикоординатному принципу и приблизительно в хронологическом порядке. Чем дальше вперед, тем больше было процессов, где истцом выступала Норма, а ответчиками какие-то непонятные Одноглазые. Последним числился процесс 2338-Т87: Норма против Одноглазого Джека.

Мальчик снова сунул голову в пузырь.

– Что с этим делать? – спросил Джонини.

– Как что? Нажми, и все услышишь.

– Нажать?

– Ну да! Нажать пальцем кнопку. У тебя их двадцать штук на руках и на ногах. А хочешь – локтем нажми. – В голосе мальчика послышалась легкая досада.

Обтянутым плазмой пальцем Джонини нажал на самый последний пятиугольник. Разом грянуло множество голосов, он отшатнулся.

Потом раздался короткий и громкий стук. Старческий баритон со странным акцентом выкрикнул:

– Прошу тишины! Тишина! Порядок в зале суда!

Возбужденный гул утих, только слышался порой приглушенный кашель или шелест одежды вертевшихся в креслах зрителей.

Джонини смотрел на пустой зал с рядами кресел, окутанных синим полумраком.