Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

– Доложите обстановочку, капитан Лила.

– Обстановочка неплохая.

– Слушай, а давай ты переберешься ко мне? Воспитаем вместе ребенка…

– Ты выпил, Хэнк.

– Не то чтобы очень. Я серьезно, Лила. Сдай Город старпому и садись в челнок. Я сам себя понижу до консультанта, и будем жить-поживать невесомо в Центральном отсеке, пока нас не разлучат естественные причины. Мы с тобой не молодеем, так что подумай хорошенько.

– Пустыня тебя довела?

– Ли, все это такой бред! Откуда нам было знать, что мы нарвемся на эту мерзость? Если бы знали, может, подготовились бы. А что, если там до самого конца мезонные поля, да еще поплотней этого? Они же как наждак стачивают корпус.

– А если мы выйдем из этого поля через десять минут и больше они нам на пути не встретятся? Мы не знаем, что нас там ждет.

– Да, может, нас там ждет фиолетовый дракон с бумажными крыльями и проглотит корабли, как драже. Но это маловероятно. Единственная вероятность – что эти чертовы мезоны сточат нас до костей. Ты смотришь иногда в наружную камеру? Обшивка похожа на карту дорог Северо-Атлантических Штатов. Такими темпами через триста лет к Лефферу вместо кораблей прилетят куски швейцарского сыра. Перебирайся ко мне, Ли.

– Послушай, Хэнк…

(Я не видел ее, только слышал голос. Мы всегда разговаривали с черными глазами. Последний раз я видел ее, когда ей было двадцать два. Как-то странно было подумать, что ей сейчас под семьдесят.)

– …Хэнк, а если мы все же выберемся из пустыни? Тогда мне еще лет десять нужно учить молодежь, чтобы через триста лет наши были не только живы, но и достойны называться землянами. А мы с тобой через десять лет будем годиться только для „Мертвой головы“.

– Другие научат, Ли.

– Этого недостаточно, ты сам знаешь.

Я помолчал секунд пять.

– Да, знаю.

И тут она меня удивила. Только тогда я понял, чего ей стоят эти странствия в песках.

– В следующий раз, как плотность песка достигнет ста двадцати пяти, я приду к тебе, Хэнк, – быстро проговорила она и отключилась.

У меня голова идет кругом».

Дочитав эту запись, Джонини просмотрел следующие:

«Плотность песка поднялась до одиннадцати». «Плотность опустилась до восьми». «Сегодня семь». «Стабильно семь». Так до конца месяца. Потом внезапно: «Плотность поднялась до девятнадцати». Дальше: «Плотность тридцать девять». Спустя час: «Семьдесят девять».

Еще через час:

«Не знаю, как это случилось и почему. Последние три часа я смотрел, как стрелка ползет вверх: девяносто четыре, сто семнадцать. От меня остался какой-то сорбет из пота, замерзший и бесполезный. Вдруг у моего локтя заверещал проклятый интерком. Ударив по рычажку, я услышал голос Ли:

– Хэнк, что нам делать? Что происходит? Почему?

– Ли, я… Я не знаю.

– Господи, Хэнк, сто тридцать девять… Сто сорок девять! Хэнк, у нас была мечта. Мы мечтали о звездах! А теперь мы к ним не попадем. Никуда не попадем…

Она плакала, а я уже не чувствовал ничего. Когда я взглянул на индикатор, стрелка двигалась со скоростью секундной стрелки часов.

– Хэнк, сто девяносто шесть. Я лечу к тебе.

Она так плакала, что я едва разбирал слова.

На индикаторе было 209.

– Ты с ума сошла! – закричал я. – У тебя челнок распадется через триста километров. Это конец. Нам всем конец!

Ли плакала.

– Я лечу к тебе.

Стрелка взлетела выше трехсот. И – упала до нуля, на три секунды замерев возле сорока пяти. Моей первой мыслью было: индикатор сгорел.

Я слышал по интеркому, как Ли хватает ртом воздух.

– Хэнк?

– Да, Ли.

– Выбрались.

Выбрались, и, что важно, ничего у нас не сломалось. Разве только надломилось что-то у меня внутри.

– Мы снова в море, Хэнк. На море штиль.

Потом она сказала:

– Я лечу. С тобой я не останусь, но я хочу тебя увидеть».

Джонини перевернул страницу.

«Полчаса реактивные струи от ее челнока светились на экране, словно развевающиеся волосы. Она прибыла с ясными глазами и открытыми ушами. Я пошел к трубе встретить ее. Вот она вошла. Вот приостановилась, должно быть, заметила меня. Потом она, кажется, подняла голову, и я увидел ее блестящие карие глаза, ее черные волосы, спадающие на плечи, немного курносый нос, алебастровую кожу и улыбку на чуть полноватых губах. Потом она приблизилась – и я понял, что увидел на самом деле.

– Хэнк… – произнесла она, пройдя – очень медленно – три четверти пути.

Я двинулся ей навстречу. У нее были короткие седые волосы и распахнутые глаза. Она не улыбалась и дышала тяжело.