Сэмюэль Дилэни - Вавилон-17. Пересечение Эйнштейна [сборник litres]

Был и третий вопрос, хоть и не относящийся прямо к его исследованию. Последний отрывок рапорта, что он прослушал с библиотечного кристалла, относился к другому пустому кораблю – «Сигме-9».

«…Практически выпотрошен, – сказал голос из проигрывателя. – Вырван огромный кусок, и сквозь брешь видны внутренности корабля, которые как-то странно переливаются в свете Леффера. Остаток корпуса расколот, считай, надвое. Выживших, конечно, быть не могло. Даже удивительно, как инерция и автопилот удерживали эти развалины на заданном курсе».

Джонини увеличивал картинку, пока сферы не заполнили огромный, во всю стену, экран. Постепенно на свет показался еще один корабль, который, без сомнения, и был «Сигмой-9». «Сигма» напоминала расколотое яйцо, из трещин тут и там выглядывала путаница стальных балок. Главное повреждение действительно составляла гигантская брешь. От нее во все стороны расходились разломы, из которых свисали на проводах какие-то обломки.

Он решил было, что на корабле произошел мощнейший взрыв. Но, исходя из конструкции судна, взрыв, способный вырвать такой кусок корпуса, разнес бы в клочья и все остальное. Приходилось исключить и удар извне: картина никак не соответствовала известным ему законам коллизионной физики. Если вдуматься, такие повреждения, как у «Сигмы», были невозможны в принципе. И все же вот она, искалеченная, висела в пространстве прямо перед ним…

Он поручил механо максимально приблизиться к системе и, переключив экран на нормальное увеличение, наблюдал, как растут огромные сферы. Когда до ближайшей из них оставалось сто пятнадцать километров, он остановил судно и какое-то время рассматривал ее, но к разгадке не приблизился. Наконец он снова двинулся вперед, сбавив скорость до ста пятнадцати километров в час, чтобы было время подумать. Когда до столкновения оставалось сорок две секунды, он резко вдавил кнопку остановки времени.

И время остановилось.

Джонини пребывал в коконе временно́го стазиса, а его суденышко висело в трех метрах от поверхности Звездного корабля. Он переключил экран на подвижное воспроизведение. Изображение начало расти и вскоре окружило его со всех сторон. Потом он опустил объектив настолько, что теперь казалось, будто он стоит на корпусе корабля. Джонини огляделся.

Горизонт был пугающе близок. Некогда гладкие пластины обшивки напоминали старый дырчатый сыр: полусгнившие, в бородавчатых бороздах и шелушащихся вздутиях, словно светящиеся чем-то зеленым, ярче света далекого солнца. Он поднял голову.

И затаил дыхание. В четырнадцать раз огромнее Луны, видимой с земной поверхности, над ним нависала «Сигма-9». Он знал, что в этом типе стазиса все неподвижно. Знал, что защищен обшивкой, что находится в считаных минутах от десятка звезд и их безопасных планет. Но застывшая, изуродованная, грозная «Сигма», казалось, летела сквозь черноту прямо на него.

Он вскрикнул, одной рукой заслонил глаза, а другой ударил по рычажку подвижного воспроизведения… Теперь он снова был на корабле, а гигантский экран опять уменьшился до двухметрового иллюминатора. Джонини трясло.

Нет, человеческий разум все еще не готов к бесконечности пространства. В такие минуты хочется схватиться за что-то материальное, пусть даже за ободок стекла собственного космошлема. Но «Сигма», разбитая, мерцающая зеленым огнем… В ней тоже было что-то пугающее – настолько, что он не смог смотреть на нее дольше секунды: казалось, она валится на него и хочет поглотить. Что же это было за мерцание?

Джонини разжал вспотевшие пальцы, вцепившиеся в подлокотник кресла-гамака. Мерцание? Нет, должно быть, это оптическая иллюзия, такая же, как движущаяся «Сигма». Он пребывает во временно́м стазисе. Никакого мерцания в стазисе быть не может. Но тут ему опять вспомнилось размытое зеленое сияние, возникавшее тут и там на обломках корабля. Он навел объектив на «Сигму», чтобы взглянуть на нее уже из привычного, ограниченного пространства штурманского отсека. Искалеченная зеленая сфера по-прежнему мерцала в темноте.

Внутренности сжала паника. Должно быть, неверно задан временной промежуток. Он кинул быстрый взгляд на сигнальные лампочки, но ни одна не горела. Все было как всегда. Он собрался уже вытолкнуть крейсер в гиперпространство, пока что-нибудь и впрямь не сломалось, но вдруг вспомнил: можно проверить по Лефферу. Он включил световой фильтр и приблизил картинку.

Поверхность любого солнца, при обычном ходе времени похожая на сияющую апельсиновую кожуру, в условиях временно́го стазиса выглядит совсем иначе. Из-за так называемого эффекта Кифена солнце превращается в резиновый шарик, который обмакнули в клей и обваляли в разноцветных блестках. Каждое цветовое пятно выступает отдельно и светит словно через призму. В этот раз эффект Кифена был налицо.