Даниил Аксенов - Вигнолийский замок

Пуретт протянул мне сложенную вчетверо белую бумагу, но тут же отдернул руку.

– Наденьте перчатки, граф. Эмилия строго-настрого велела мне проследить, чтобы вы читали ее письмо в перчатках. А потом сожгли. И письмо, и перчатки. Наденьте их, граф, иначе я не смогу отдать вам письмо.

Никер протянул мне свои светлые кожаные перчатки, я быстро их надел, взял письмо и сразу узнал ровный почерк Эмилии.

«Дорогой господин граф, – писала она. – К сожалению, пришла пора нам расстаться. Я вообще не собиралась расставаться с вами, но обстоятельства оказались сильнее моих желаний. Когда мы с вами впервые встретились, вы поразили меня грубостью манер. Я тогда списала это на недавний бой, но потом выяснилось, что вы специально стараетесь быть… прямолинейным в общении. Когда вы предложили обменять меня на ящик гвоздей, я сначала обиделась, а потом подумала, что ни разу в жизни не слышала ничего более забавного. И решила к вам приглядеться. Я размышляла о ваших словах и поступках и вскоре поняла, что ваши действия подчинены какой-то логике, но эта логика не от мира сего. Я сумела догадаться, что вы стремитесь сокрушить деймолитов, но это не могло объяснить ваше поведение в целом. Почему вы не уважаете жрецов и дворян? Почему вы думаете о простолюдинах так, будто они ничем не отличаются от вас или вашего друга Никера? Почему иногда вы показываете глубокие знания по неожиданным темам, а временами ничего не можете сказать по вопросам, которые известны даже ребенку? Я так усердно думала о ваших мыслях, что влюбилась в вас. Мне стало казаться, что вы – пришелец из другого мира… помните, вы рассказывали мне о разных мирах? Я даже воображала, что ваш мир давно воюет с деймолитами и вас прислали помочь нам в нашей борьбе с ними».

Я оторвался о чтения и лишь покачал головой, изумляясь ходу мыслей этой девушки. И Никер, Рупрехт и Пуретт, наверное, ожидали от меня каких-то слов, но я вернулся к письму.

«Мне очень хотелось, чтобы вы ответили на мою любовь, – писала Эмилия . – Обычно для меня, как и для любой правильно воспитанной девушки, не составляло труда заинтересовать того или иного мужчину. Но с вами я вела себя вопреки всем рекомендациям. Показывала вам свои рисунки, разговаривала о шахматах и даже давала советы. Когда вы поручили мне управлять замком, я подумала, что вы относитесь ко мне хорошо. А когда вы пригласили меня в Авиньон, то осталось лишь понять, насколько сильно я вам нужна. Насколько, господин граф? Я не могу услышать ответ, но этот вопрос меня очень интересует даже в последние часы жизни.

Я хочу завещать вам все написанные мной картины. Их пришлют в Фоссано. Только не пугайтесь, среди них мало тех, которые изображают непонятно что. Я специально писала загадочные картины, чтобы подразнить вас, мне нравилось смотреть, как вы изумляетесь. Тогда у вас появлялось смешное непроницаемое выражение лица. Мне даже сейчас хочется улыбнуться, когда я его вспоминаю. Однако мое письмо подходит к концу, у меня жар, и мысли путаются все сильнее. Мне уже трудно поддерживать в голове прежнюю ясность. Прощайте, господин граф. Передавайте привет Никеру. Может быть, у меня осталось немного минут, чтобы еще раз вспомнить мою жизнь и помечтать о будущем, о нас с вами.

Ваша Эмилия».

Я молча сжег и письмо и перчатки. Никер тоже ничего не говорил, он повернулся лицом к окну, чтобы скрыть слезы.

– Она тебе тоже передала привет, – сказал я.

Никер, не оборачиваясь, махнул рукой и вышел из комнаты.

Я поручил Рупрехту принять как следует кузена Эмилии и остался один. За окном суетились мои войска, скрипели телеги, поднимался дым от полевых кухонь. Я посмотрел на желтую глиняную миску, где лежал пепел от письма Эмилии, и мне невольно вспомнилась наша первая встреча. Я собирался взять Эмилию в плен и обменять ее на что-то полезное. И сейчас меня посетило сходное желание. Я бы с удовольствием обменял свои самые полезные вещи на Эмилию, если бы мне кто-нибудь предложил ее вернуть.

А затем я совершил один из самых нелогичных поступков в моей жизни. Я подошел к столу, взял чистый лист бумаги и написал: «Дорогая Эмилия, ты спрашивала меня, насколько ты мне нужна. Отвечу прямо: очень сильно» . Потом я свернул свою записку вдвое и положил ее сверху пепла от письма Эмилии. Мне хотелось доставить ответ адресату, но я не знал, как.

Осень принесла с собой промозглые ветра и слякоть. После того, как мои войска расправились с графством Овадо, я расставил там своих вассалов и вернулся домой. Вскоре из Авиньона пришли известия: благодаря моим заслугам на почве борьбы с человекоподобными големами, король собирался сделать меня герцогом. Я почему-то не испытывал особой радости, хотя мои десятники и сотники прыгали от восторга. Каждый ожидал повышения. К тому же быть офицером герцогской армии более почетно, чем состоять в гарнизоне у барона или даже графа.