Биокостюм, по словам ученых, должен был обеспечивать некоторую степень защиты и от псионической атаки радуги. Было ли так на практике – неизвестно. Нам были даны четкие и однозначные инструкции – как можно скорее лечь на землю при виде радуги, закрыть голову руками и молчать. Не просто молчать, но даже не думать. Ни слова, ни мысли. Я не смог. Я отдался воспоминаниям. Теперь все потеряно, и я об этом знал. Без меня ребята также пропадут. Они не смогут добраться до станции, не смогут выбраться наружу. Я подставил их. Снова, уже во второй раз, я совершил столь необдуманный поступок. Все кончено.
Кромешная тьма навалилась на меня внезапно. Я успел лишь подумать, что скоро наконец-то встречусь с Клавой. Кажется, начался мой путь к сумасшествию…
* * *
Старлей: "… что зовется…"
Капитан: "… семнадцать… восемнадцать… двадцать…"
Полковник: "… тот, другой… оба… кто-то из них… сколько?"
Старлей: "… белой скатертью, периной…"
Капитан: "… двадцать пять… тринадцать… ноль?.. восемь… пять…"
Полковник: "… все вместе?.. кто станет?.. где они?.."
Старлей: "… ниоткуда вдруг возьмется…"
Капитан: "… сто!.. сто один… сто два… двести… семь…"
Полковник: "… я не вижу их… спрятались?.. на счет три… все вместе… где они?.."
Старлей: "… и окажется звериной…"
Голова раскалывалась, трещала и шумела, как никогда. В ушах стоял непередаваемый гомон, источниками которого являлись мои товарищи. Я не мог понять, о чем они говорят. Все это было похоже на жуткую околесицу. Слава что-то считал, причем, судя по всему, не мог сосредоточиться на числах. Полковник, кажется, пытался что-то припомнить, осознать. Тоже непонятно. А Матвей, похоже, просто пел песню. Я хотел закричать, заставить все эти жуткие голоса заткнуться, но не смог. Не ощущая себя и своего голоса, я с ужасом понял, что мое сознание где-то далеко. Перед глазами стояла моя ненаглядная Клава, она широко мне улыбалась, я тянул к ней свои руки в надежде взять ее в объятья и никогда больше не выпускать… и не смог. Тело, словно кусок атрофированных органов, не подчинялось мне больше, и я был вынужден выслушивать бредни спецназовцев.
Какого черта, в конце концов?! Так и свихнуться можно! Я вдруг понял, что если еще немного все будет продолжаться в том же духе, то я действительно сойду с ума. А, может быть, спецназовцы уже свихнулись? Стоп-стоп… Что-то здесь не так.
Я пытался рассуждать, но мозг не хотел загружаться еще больше. Я думал, и одновременно с этим мысли напрочь отсутствовали в опустевшей голове.
Радуга… Радуга! Вот в чем дело! Я усиленно подключил свою мозговую систему к мыслительному процессу. Со скрипом, нежеланием и едва ли не отторжением мозг наконец-то принял в себя мысли и начал их обрабатывать.
Итак, радуга. Значит, вот что представляет знаменитая псионическая атака радуги. Она отупляет мозг в прямом смысле слова. Но как же спецкостюмы? Они же должны защищать!
Смешно… Высоколобые не имели возможности изучить радугу и ее свойства, и поэтому вложенная ими защита от психоатаки могла быть лишь гипотетической, основанной на очередной безумной теории эдакого Ньютона современности. Да только, видать, не сложилось, и примененная в биокостюме защита не способна предохранить от радужных атак. Все это зря? Мы все свихнемся?
Что-то кольнуло в груди, но лишь на краткий миг. Будь оно все неладно! Мне уже все равно. Я хотел увидеться с Клавой, со своим замертво рожденным ребенком. Один из охотников – Гром – как-то говорил: "Жизнь горька и несправедлива. Но она – единственное, что у нас есть". Эти слова помогли мне когда-то выбраться из омута страданий после смерти Клавы, выкарабкаться из казавшихся бездонными глубин горечи и несчастья. Смог, пережил, осилил. Тогда. Но Гром навечно остался в Зоне три года назад, не вернувшись из очередной вылазки. Избрал ли он сам этот путь или Зона заставила его расстаться с жизнью? Черт, какая разница? Это же совершенно не важно! Грома больше нет, Клавы – тоже, и что мне делать там, вне Зоны? Я не хотел сюда возвращаться, да видно, судьба. Предопределено мне расстаться с жизнью именно в этом месте. Я готов.
И внезапно, словно откуда-то издалека, раздался все нарастающий гул, за несколько мгновений затмивший собой все окружающие звуки. Мне хотелось закричать, закрыться от него, отгородиться стеной безмолвия, но я не мог. Уши, наверно, готовы были разорваться. И я вместе с ними. Крик застыл в горле, темнота померкла еще больше. И затем мир вокруг меня взорвался яркими всполохами света, сопровождающимися ниспадающим гулом, который вскоре затих. Я напрягся и открыл глаза.
Читать дальше