Олег Николаевич Верещагин Клятва разведчика

– Хлеба нету, – объявила тётя Фрося всем сразу. – Последнюю муку на болтушку для обеда пустим, так что…

Никто особо не жаловался. Командиры наши сидели во главе длинного стола и о чём‑то совещались, поглядывая на нас. Я понял так, что мой и Сашкин план решили принять – и вскоре вяснилось, что не ошибся.

Мы всё ещё скребли выданными ложками по днищам мисок, когда к нам подсел Мефодий Алексеевич. Он начал совершенно без околичностей:

– Ну чего, мне это – обрисовали, как вы это всё задумали, – он поглядывал на нас, как дедушка на «удачных» внуков. – Тут мы поговорили это, значит – хорошо придумано, получиться может… только это – если что, так это все головы и сложим. Оно и не так чтобы это страшно, но однако ж обидно – это…

– Если всё сделать точно, то должно получиться, – сказал я, и Сашка кивнул. Женька непонимающе на нас посматривал, но молчал. Мефодий Алексеевич покивал и сказал буднично:

– Ну так это что ж – вот утречком завтра это Ромка вернётся и обскажет, как это что на станции – в Борках это, значит. Если это – эшелонов с пехтурой нету, то это – ночкой всё это и обделаем. А пока ещё это обдумаем. И ясно дело это – готовиться будем… Вот ты, Саш, это, значит, – он посмотрел на Сашку, который отложил ложку совсем. – Ты говорил это – ваши там есть, в пакгаузе?

– Наверняка, – сказал Сашка.

– Ну так это, значит – ты их и выводить будешь. Возьмёшь ещё это – троих и будешь. И всё это на тебе.

– Не подведу, – твёрдо сказал Сашка. – Или погибну – или сделаю.

– Да уж это – сделай, погибших‑то и так – это – немало, – покачал головой Мефодий Алексеевич и повернулся ко мне. – Теперь это – вышки. Вышек там аж четыре. Хоть на одной это – пулемёт уцелеет, и всё, порубят это наших враз. Я тут это – лучших стрелков тебе назову, так ты возьми ещё троих, а сам‑то, это, говорят и так хорошо стреляешь? Это что значит – вышки на тебе, Бориска, так что уж и ты это – не подведи.

– Борь, возьми меня, – сказал Женька. я вспомнил, как он стреляет, и кивнул.

– Это значит – ещё и Юлюшку бери, она хорошо стреляет, – посоветовал командир. – Ну а четвёртым с вами сам Илмари Ахтович пойдёт, он это – стреляет‑то тоже знатно. Вот только винтовок‑то это – с трубками – у нас всего одна. Вы уж пристреляйтесь, только это – по пять патрон дам, это – больше никак…

… «Винтовкой с трубкой» оказалась личная винтовка Хокканена – безукоризненный «маузер» в промасленном чехле, на который оставалось только облизываться. Женьке, Юльке и мне тоже достались «маузеры» – у них хоть и сильная отдача, но они и потяжелей, чем «мосинки», а значит – устойчивей.

После короткой тренировки – длинной она быть и не могла – я хладнокровно позимствовал у тёти Фроси драный пограничный маскхалат, распустил его на ленты и несколькими обмотал «маузер», а остальные на скорую руку пришил тут и там, фестонами и просто одним концом, к своей куртке. Юлька, увидев ме‑ня в этом наряде, звонко расхохоталась:

– Ой, не могу! Леши‑ий!!!

– Именно, – бесстрастно сказал я. – Могу поделиться.

Хокканен хмыкнул и покачал головой. Женька почесал нос. Моему примеру никто не последовал – да ну и фик с ним. У меня, кстати, почему‑то было совершенно точное ощущение, что операцию откладывать не придётся.

– Ну что, давайте снаряжаться заранее, – капитан простецки высыпал на остатки моей материи горку золотисто‑масляных парабеллумовских патрончиков, положил тут же полдюжины пустых плоских магазинов к ЭмПи. – Борис, Евгений, у вас по скольку полных магазинов?

– По три, – сказал Женька за обоих.

– Ещё по одному можете забить, – кивнул Хокканен. – И это весь лимит на завтра.

– Сто двадцать патрон на брата – весь лимит?! – возмутился я. – Мы в бой идём, или на стрельбы?!

– Сто двадцать восемь, – поправил Хокканен. – Ещё у тебя восемь в пистолете, а у Евгения семь в нагане. Кстати, нагановских патронов у нас нет вообще.

Усевшись вокруг материи, мы начали снаряжать магазины. Капитан неожиданно сказал:

– Форма на тебе здорово сидит, Борис. Носил до войны?

– Носил, – буркнул я. – А вы?

Он засмеялся. Я не понял, для чего он задал этот вопрос, но сам вопрос показался мне каким‑то провокационным.

– Что ж, – сказал Хокканен, не продолжая этого разговора. – Завтра мы или обретём второе дыхание – как уставший бегун – или упадём замертво, не достигнув конца дистанции.

18

Налёт – вещь очень опасная, особенно налёт на превосходящего по силам врага. Я это знал, спасибо «АСКу», хотя кое‑кто из родителей даже возмущался, что «слишком много времени тратится на военную подготовку – зачем это нужно скаутам?!» Почему‑то считают, что скауты нужны, чтобы снимать кошек с деревьев, переводить бабулек через дорогу, восстанавливать монастыри и хором петь песни. Вообще мало кто знает, что Би‑Пи в 1899 году призвал добровольцами под ружьё в осаждённо городе Мафекинг, гарнизоном которого командовал, мальчишек, многим из которых ещё не было четырнадцати. Они и воду с патронами на позиции носили, и служили связными, и в разведку ползали, и за ранеными ухаживали… В общем, просто – воевали, как взрослые, вот и всё. Заметьте – англичане, не русские, которые, как многие говорят, «ничьих жизней не ценят». Очевидно, Баден‑Пауэлл, в отличие от нынешних горе‑лидеров, верил, что на свете есть вещи поважнее жизни… даже для четырнадцатилетнего мальчишки.