Павел Нечаев: Свобода от, свобода для

Непонятно, куда они собирались лететь. То, о чем он твердил уже добрых десять лет, свершилось, и очень скоро от привычного нам образа жизни не останется ни следа. Любому человеку с зачатками аналитического мышления должно быть ясно, что бросать дом и отправляться неизвестно куда с чадами и домочадцами, по меньшей мере глупо. Но этими людьми, судя по всему, двигал не разум. Точно напуганные лемминги, они бежали в единственном доступном им направлении: на юг, в центр страны, в аэропорт. Из открытого окна какой-то машины до него долетели обрывки фразы: «я гражданин… они не посмеют… государство обязано обеспечить». Вайнштейн с трудом удержался от плевка, и поспешил вперед. Через полчаса, подойдя к перекрестку, от которого вправо отходила нужная ему дорога на автовокзал, он увидел и причину пробки. В попытке объехать медленно едущие машины кто-то выскочил на левую полосу, и лоб-в-лоб столкнулся с едущими навстречу. Очевидно, от удара его машину отбросило назад на правую полосу, и в него тут же врезались несколько машин, а в те, в свою очередь, другие. Свободной осталась одна полоса из трех и через нее тонким ручейком проезжали машины, огибая груду металлолома, оставшуюся на месте столкновения. Проходя мимо, Вайнштейн бросил взгляд на разбитые машины. Внутри еще были люди, некоторые, наверное, еще были живы, он заметил внутри какое-то движение. Из щели смятой двери одной из машин тонкой струйкой текла кровь. Никто даже не подумал остановиться, сразу за завалом водители жали на газ и машины уносились вперед по дороге.

Он дошел до автовокзала, зашел внутрь, удивившись отсутствию охранников на входе. Автовокзал кишел людьми. В толпе метались красные, расхристанные, охрипшие служащие автовокзала. Их никто не слушал, толпа ломилась на платформы. Через стеклянную стену Вайнштейну было видно, что творится вокруг автобусов, он остановился, ошеломленный открывшейся его взору картиной. К подъехавшему автобусу через ведущую на платформу дверь рванулась толпа, кто-то тащил за собой маленького ребенка за руку. В какой-то момент рука эта разжалась, толпа унесла ее обладателя с собой, а ребенка прижало телами к стеклянной стене, проволокло до металлического выступа рамы, и в буквальном смысле расплющило. Когда толпа отхлынула, он изломанной куклой упал на пол и больше не шевелился. Автобус, набитый до отказа, закрыл двери, постоял, утрамбовывая набившуюся внутрь людскую массу, и медленно отъехал от платформы. Когда он, развернувшись, проехал мимо Вайнштейна, одно из боковых окон покрылось сеткой трещин и выгнулось наружу, выбитое чьей-то головой. За ребенком так никто и не вылез, и не подошел, в атмосфере всеобщей истерической паники его смерть просто не заметили.

Ошарашенный и подавленный таким поворотом событий, Вайнштейн с трудом смог сосредоточиться на том, что его привело на автовокзал. К его удивлению, туристический магазин работал, правда, вместо трех продавцов был один, он сидел за конторкой и играл в какую-то компьютерную игру. Вайнштейн набрал целую гору термобелья, три теплых куртки, вязаные лыжные маски, огромный рюкзак всякой всячины. Продавец отвлекся от компьютера, взял у Вайнштейна наличные, кинул, не пересчитывая, в открытую кассу и вернулся к игре. Глаза у него, по словам Вайнштейна, смотрели в разные стороны, что, впрочем, неудивительно, Вайнштейн и сам был в шоке от увиденного. Вайнштейн взвалил на плечи тяжелый рюкзак, и, стараясь не споткнуться о брошенные чемоданы, пошел домой. Толпа с нетерпением ждала следующий автобус.

Не знаю, какая судьба постигла этих людей. Уже потом, через несколько лет после того, как сошел снег, странники рассказали нам о том, что в районе аэропорта тамошние сарацины вволю порезвились, грабя и убивая застрявших в пробке людей. Дороги там, по слухам, забиты сгоревшим искореженным металлоломом так, что проехать к аэропорту невозможно. Не могу сказать, что проронил о тех людях хотя бы слезинку. Поделом им, вот и весь сказ.

Несколько типчиков — я и раньше их встречал в нашем районе, деловито курочили банкомат, тот стонал и трещал под ударами кувалды. Наконец, сбоку появилась щель, один из них вогнал туда лом, навалился всем телом — и банкомат вывалился наружу из стены банка. Ветер шевелил на тротуаре вылетевшие из разбитых окон бумажки. По улице сновал народ, многие несли на спинах мешки. Несколько крепких парней, прижав прохожего к стене, освобождали того от содержимого его карманов. Угловой дом горел, но горел так вяло, что всем было понятно, что на соседей огонь не перекинется. Машины скорой помощи, пожарные, помелькав пару дней на улицах, тоже пропали, пожары тушить было некому. Завалы, оставшиеся после землетрясения, никто не разбирал, машин на улицах не было видно. Электричества не было уже давно, и, как следствие, ни сети, ни телевизора. Без привычного информационного поля мир сузился до размеров одного-двух кварталов. По слухам, на северной границе шли бои с соседями, а на юге сарацины вырывались из резерваций, и там тоже черт знает что творилось. Все соседи были сарацины, а с сарацинами наш богоспасаемый народ, прямо скажем, не ладил. Мудрая и сбалансированная политика правителей привела к тому, что за полвека Земля Отцов успела повоевать со всеми соседями, с некоторыми — даже не один раз. С одним соседом Земля Отцов вообще до сих пор официально находилась в состоянии войны. Пока все было спокойно, на нейтральной полосе стояли международные миротворческие силы. Но, раз пошла такая пьянка, им резко стало не до того, чтоб кого-то от кого-то отделять. Руководство страны, а также все чиновники сразу куда-то пропали, видимо, там нашлись умные головы, да и ребус сложностью не отличался, все понятно и просто. И, если не врали слухи о подземных убежищах, которые строили в том числе и под нашей горой, то там они, наверное, и сидят. Армия воевала на севере и юге, менты заботились о спасении собственных задниц, ну а город… Город оказался предоставлен сам себе. Но это все казалось очень далеким, как будто происходило на другой планете. Так что народ денек-другой присматривался, а когда, наконец, убедился что всем наплевать, пошел выносить магазины один за другим, никого уже не стесняясь.