Анна Калинкина: Станция-призрак

установить, от чего умер больной.

Мимо прошел Верховный в сопровождении двух охранников,

одетых в черное. Был он, как всегда, в плащ-палатке, которая на

нем смотрелась как тога. Милостиво улыбнулся Зое. Нахмурил-

ся, взглянув на Нюту. Крысю даже не удостоил взглядом.

Зоя шла и чувствовала, как снова наливается бессильным гне-

вом. Эти две девчонки такие хорошенькие. Особенно Нюта. Ког-

да ее нашли в туннеле, это был худенький заморыш, и Зоя вози-

лась с ней, поила отварами — у Нюты еще долго болел живот. Ни-

кто не ожидал, что к восемнадцати она выровняется в светлово-

лосую красавицу, по-прежнему ненормально худую, но с громад-

ными голубыми глазищами.

«Зачем все это, — тоскливо думала Зоя, — зачем я так возилась

с ней, выхаживала. Пройдет меньше месяца — и ее не станет. Нет,

я пойду сейчас, я скажу ему, что так дальше продолжаться не мо-

жет. Верховный, мать его так! Кому Верховный, а кому просто

Юрка. И кто, кроме меня, может сказать ему правду в лицо. Вот

сейчас и пойду — только глотну чуть-чуть для храбрости».

Она знала, что никуда она не пойдет. Упущено было то время,

когда он еще подпускал ее к себе, когда до него еще можно было

достучаться.

Оказавшись в своей ветхой маленькой палатке, она нашарила

заветную пластиковую бутылочку, глотнула из нее и вскоре за-

снула тяжелым, беспокойным сном.

Девушки, сидя в своей палатке, тихонько разговаривали.

— Послушай, а откуда она знает, как все будет? — спрашивала

Крыся.

— Да ведь она наверху жила до Катастрофы — как же ей не

знать.

— Я не про Солнце. Я про напиток. Откуда она знает, что мы

будем видеть красивые сны?

— А-а, — махнула рукой Нюта, — так она этот напиток сама

чуть ли не каждый день хлещет, я видела. Это нам с тобой его

просто так никто не даст, а она — другое дело. По-моему, Верхов-

ный ее даже побаивается. А ты разве не догадывалась?

— Но говорят, что если его часто пить, потом становишься сла-

боумным. Помнишь охранника Гришу? Он же перед смертью

совсем свихнулся.

— Он не от этого свихнулся. Баба Зоя сказала, что его совесть

замучила. Еще бы — стольких наверх проводил. Помнишь, он си-

дел, все будто руками от кого-то отмахивался, а потом что-то

стряхивал с себя. Она подошла, посмотрела и говорит: «Все, до-

прыгался, упырь. Мальчики кровавые в глазах!» И через пару

дней его мертвым нашли. Сказали — сердечный приступ.

— При чем здесь кровавые мальчики, если в жертву приносят

только девушек?

— Не знаю. Баба Зоя часто всякие непонятные вещи говорит.

Их удивляло, что эта женщина, так сердечно к ним относивша-

яся, в то же время не выражает никаких сомнений — по крайней

мере, вслух — в установившемся на станции чудовищном обычае.

Более того — она его как будто поддерживала. Они не понимали,

как все это уживалось в ней. Нюта видела, как, провожая на

смерть девушек, она рисовала в воздухе странные знаки, словно

обереги, и что-то бормотала вслед — то ли молитву, то ли закли-

нание. Это вызывало страшное недовольство Верховного, а кто-

то из охранников однажды прикрикнул: «Опять ложным богам

молишься, старая ведьма!»

При этом она словно бы с умилением рассказывала им про сам

обряд. Накануне устраивался большой праздник на станции, на-

рядных девушек чествовали, словно принцесс. Веселились чуть

ли не до утра. Потом давали им специальное питье, приносящее

красивые сны, и вели на поверхность. Своего выхода у станции не

было, приходилось какое-то время идти по подземным ходам. Де-

вушек, одетых лишь в красивые белые платья, сопровождали ох-

ранники, Верховный и комендант в защитных комбинезонах. На-

кануне один из охранников поднимался на поверхность, чтобы на

специальной площадке все приготовить — нарвать побольше цве-

тов и уничтожить следы прежних жертв, если такие еще остава-

лись. Часть цветов он приносил вниз, и их угрюмая станция с го-

лыми стенами на короткое время преображалась.

Девушки, одурманенные сонным напитком, не сопротивля-

лись. Их выводили наружу, вели на жертвенник, огороженный

железной сеткой. Все ждали восхода солнца. И едва лишь первый

луч касался земли, сопровождающие уходили. А одурманенные

девушки оставались наверху и, видимо, быстро умирали среди

цветов под палящими лучами солнца, вряд ли, впрочем, успев

что-либо осознать.

«А почему бы не убивать их сразу из гуманности?» — мрачно