Анна Калинкина: Кошки-мышки

Объяснительная записка Дмитрия Глуховского.

Есть в числе «три» какая-то гармония. Троица, Троя, русская тройка, «ноль-три»… В мифах, в религии, в реальной жизни — от этого числа веет необъяснимым волшебством. Оно самодостаточно — потому что содержит в себе самое главное — начало, продолжение и конец, оно неколебимо, потому что на трех своих составных частях зиждется как на трех точках опоры. Тренога, третий срок, трояк в школе — как последняя надежда на выживание… Трилогия.

Любой фильм делится — по законам театральной драмы, сформулированным древними греками, — на три акта. Завязка, кульминация, развязка. Те же части есть и в романах. И когда история слишком эпична, слишком велика, чтобы уместиться в одной книге, она, бывает, захватывает сразу три.

Андрей Дьяков, Сергей Антонов, Андрей Буторин, Дж. P. P. Толкиен, Денис Шабалов… Все они мыслят трилогиями. И Анна Калинкина отныне присоединяется к сей достославной плеяде.

Третья часть позволяет поставить точку в истории. Третья часть нужна, чтобы исправить ошибки молодости, допущенные в первых двух. Чтобы учесть пожелания читателей и чтобы уесть критиков. Чтобы самим уже утомиться от своих героев и читателей ими утомить. Чтобы завершить конструкцию, придав ей искомую самодостаточность и стабильность. И кстати, трилогии лучше смотрятся на книжной полке, хотя кого это интересует в век пиратских электронных библиотек.

В общем, любого желающего написать трилогию во «Вселенную Метро 2033» мы всячески привечаем, потому что мы — за космическую гармонию двумя руками. Даже тремя.

Я серьезно. А насколько серьезно, вы можете узнать на сайте Metro2035.ru

Привет.

Женщина стояла, стараясь не шевелиться. Дуло пистолета упиралось ей в затылок.

— Ты пойдешь с нами. Ты хорошо меня поняла?

— Да, — выдохнула она почти беззвучно.

— Не слышу.

— Да, — повторила она громче. Обстановка не располагала к спорам. Вот дрогнет палец этого психа на спусковом крючке — и все кончено. Не то чтоб она так уж держалась за жизнь, но все же обидно погибать по глупости.

Пожилой мужчина в камуфляже, чуть помедлив, опустил пистолет. Она, не глядя на него, потерла затылок в том месте, где все еще ощущала прикосновение металла.

Ничего. Она еще расквитается с ним потом. Не стоило ему так себя вести.

И что самое противное — никто из обитателей станции Фрунзенская внимания на эту сцену не обращал. Исхудавшие люди в потрепанной военной форме проходили мимо, словно такие разборки были для них в порядке вещей. Делали вид, что ничего не замечают, предпочитали не вмешиваться. Поблизости, правда, крутился какой-то шустрый тип, но вряд ли за тем, чтобы вступиться за нее.

Впрочем, она давно уже не ждала от людей ничего хорошего. Здешние жители увешали свою станцию красными флагами, как это в обычае на всей Красной Линии. Издали это еще могло произвести впечатление, но вблизи становилось заметно, что полотнища ветхие и выцветшие, стены потрескались, а у жителей станции изможденные лица. Хотя за чистотой следят, этого у них не отнимешь.

Чуяло ее сердце — не надо было связываться с этим заданием. Но заплатить обещали хорошо. И на первый взгляд, трудностей ничто не предвещало…

Она была тогда на Парке Культуры и как раз искала работу. Бродила по станции, щурясь от чересчур яркого для нее света. Серые массивные колонны, оттертые дочиста, невыносимо блестели. «Зачем только их так надраивают?» — думала она. Ей по вкусу был полумрак.

На Ганзу — содружество торговых станций Кольцевой линии — попасть мог не каждый, но у нее были сталкерские «корочки» на имя Катерины Тишковой. По такой ксиве беспрепятственно пропускали всюду — и на Ганзу, и в Полис, и в Рейх, и на Красную Линию. На практике часовые всегда могли к чему-нибудь придраться, но тут уж как повезет. Ей чаще везло. Она научилась держаться уверенно, чтобы не вызывать лишних подозрений, а в случае непредвиденных осложнений дополнительным аргументом служила пригоршня патронов. Обычно часовые охотно брали мзду — они не знали, что кое-кто готов был заплатить за ее голову в сотни раз дороже. А если кто и узнал потом, то, наверное, надолго лишился сна.

Разумеется, имя и фамилию она придумала, но кого это волновало? Если очень хорошо заплатить, лишних вопросов тебе обычно не задают. А она могла себе это позволить: ее работа была опасной и потому оплачивалась неплохо. Вот только иной раз приходилось перебиваться случайными заработками от одного выгодного задания до другого.