Алексей Костарев - Кошки-мышки

Борису Борисовичу Гребенщикову, памяти Майка Науменко, группам «Ария» и «Metallica», под чью музыку все это написано.

Особая благодарность являвшимся на спиритических сеансах духам Алистера Кроули, Густава Майринка и Михаила Булгакова, а также Иисусу Христу и Сатане, подсказавшим (особенно последний) самые интересные сюжетные ходы.

Огромное спасибо г-ну Орлову, г-ну Батайлю, Е. Парнову и М. Сухоросову за неоценимую помощь.

— Ты что, офонарела — в осиное гнездо лезть? — спросил Каннибал, вложив в этот вопрос весь спектр эмоций от растерянности до возмущения. — Живьём ведь съедят!

— Не офонарела, — ответила Катя, прижимая телефонную трубку плечом и выводя на листке бумаги замысловатые иероглифы. — Ты только представь себе, какой из этого получится материал! У меня его в Москве с руками оторвут!

Некоторое время в трубке слышалось лишь Каннибальское сопение.

— Это из тебя материал получится, — изрёк он, наконец. — Для бифштексов. И оторвут не только руки, но и голову.

— Трусишь? — с вызовом спросила Катя. Её иероглифы постепенно превращались в смесь башкирского орнамента с шедевром абстракциониста.

— Я, Кать, не трушу. Я знаю эту публику — они действительно опасны, — сказал Каннибал.

— Ну, Сашка, ну придумай что-нибудь! — капризно потребовала Катя. — Ты же умный!

Что лишь отчасти было грубой лестью — хоть Каннибал работал мозгами не очень часто и делал это довольно медленно, зато порой на редкость продуктивно.

— Слышь, Кать, у меня сейчас запарка — диваны пришли. Поговорим после работы. И не по телефону.

— Диваны-то ножками пришли? — поинтересовалась Катя. В Катином голосе проскользнула злость. Что значили Каннибальские диваны по сравнению с её грядущим журналистским триумфом?

— Ножками! Мы с Витьком вдвоём на три отдела! — Каннибал, он же в миру Сашка, трудился на ниве коммерции в качестве тягловой силы, попросту говоря, был грузчиком в универмаге. — Заходи ко мне вечером. И прихвати пару литров пива.

— Сашка, давай лучше ты ко мне, — Кате совсем не хотелось тащиться через весь город до Каннибала и обратно. — Заодно посмотришь, что с моей магнитолой — она опять сдохла. Пиво с меня.

Этот Катин приём — очаровательная наглость в сочетании с интонациями маленькой девочки, сдуру запульнувшей в речку мяч — «ну, пожа-алста!» — легко обезоруживал любого нормального мужика, не говоря уже о простодушном, давно и молчаливо влюблённом в Катю Каннибале. Вот и сейчас трубка шумно вздохнула и сказала Сашкиным голосом:

— Ладно, жди часам к девяти. Про пиво не забудь. Отбой.

Положив трубку, Катя какое-то время машинально продолжала доводить до совершенства башкирский орнамент. Мысли роились в голове, превращая голову в подобие упомянутого Каннибалом осиного гнезда, и подавляющее большинство этих мыслей было посвящено задуманному Катей сенсационному репортажу. Каннибал счёл затею рискованной, но…

— Кто не рискует, тот пьёт прокисшее «Жигулёвское», — подвела итог Катя и скомкала исчерканный листок. Взяла со стола пакетик чипсов, повертела в руках. Презрительно усмехнулась. Скоро с этими опостылевшим чипсами, вернее, с опостылевшим славословием в адрес опостылевших чипсов, можно будет распроститься.

Она встала и подошла к зеркалу. Вне всякого сомнения, Катя обладала и внешними, и внутренними качествами, необходимыми для того, чтобы от рекламных статей, восхваляющих продукцию комбината «Богатырь» (и, в том числе, проклятые чипсы), вознестись на самую вершину Олимпа журналистики. В свои двадцать пять Катя производила впечатление восемнадцатилетней. Изящная, но не кажущаяся хрупкой, с причёской «под мальчика», с умным и задорным взглядом серых глаз, в обтягивающих джинсах и топике — она считала себя вполне достойной стать покорительницей вершин. Она знала, что владеет повышенной притягательностью для всех особей мужского пола, за исключением кастратов и импотентов, каковая притягательность была иногда на пользу, а иногда во вред. Но Катя научилась успешно лавировать во встречных потоках мужского влечения, направляя влечение отдельных особей в нужное ей русло.

Единственное, чему она не смогла научиться — это холодной расчётливости, приносящей некоторым (даже заметно уступающим Кате по внешности) девушкам состоятельных мужей или богатых любовников и, как следствие, квартиры, машины, деньги, не утомительную, но высокооплачиваемую работу. Катя же, хоть и не стеснялась использовать свою привлекательность в определённых целях, слишком дорожила независимостью и менять независимость на материальные блага не собиралась.