James Swallow - Немезида

Но, с другой стороны, это был Император – и это было достаточным ответом на все вопросы.

Отец направился к сыну, и Рогал Дорн низко поклонился, в конечном счёте присоединяясь к остальным и преклоняя колено перед Повелителем Империума.

Император не говорил. Вместо этого он размашисто прошагал через Завесы к высоким окнам, на которых висели парусиновые шторы, похожие на застывшие водопады теней. Стремительным броском своих могучих рук, отец Дорна сгрёб ткань в горсть и отдёрнул её. Портьеры оторвались и обрушились на пол. Он обошёл комнату по периметру, срывая покровы, все до последнего, пока комнату не залило яркое медово-жёлтое свечение гималайского восхода.

Дорн осмелился поднять глаза и увидел золотое сияние, обрушивающееся на его отца. Оно собирало свой блеск вокруг мужчины, как будто заключая его в объятия. Солнечный свет на мгновение стал оболочкой сияющих доспехов – затем примарх моргнул, и всё исчезло.

– Довольно теней, – сказал Император. Его слова звучали мягко, призывающе, и все лица в комнате обернулись, чтобы на него посмотреть. Проходя мимо Дорна, он положил руку на его плечо, и затем повторил тот же самый жест с Вальдором. – Довольно покровов.

Он подал им всем знак подняться, и хотя они дружно подчинились, в его присутствии каждый продолжал чувствовать себя так, как будто всё ещё был у его ног. Его аура доминировала над всем, определяя царящее в комнате настроение.

Дорн был удостоен кивка, равно как и Вальдор.

– Мой благородный сын. Мой верный защитник. Я слышал ваши речи, и я знаю, что в словах обоих есть своя правда. Мы не можем упустить из виду, кто мы есть и кем мы стремимся стать – как не можем и забыть о том, что столкнулись с величайшим врагом и тяжелейшим испытанием.

В глубине глаз своего отца Дорн разглядел то, что не смог бы различить никто другой – столь мимолётное и ускользающее, что его едва можно было заметить. Он увидел печаль, глубокую и нескончаемую, и его сердце откликнулось болью сочувствия, которое мог испытать лишь сын.

Император вытянул руку и указал на рассвет, который всходил, заполняя комнату вокруг них.

– Пришло время вывести вас на свет. Слишком долго Официо Ассасинорум был моим тайным клинком – общеизвестным секретом, о котором никто не смел говорить. Но с этим покончено. Такое оружие не может вечно пребывать в тенях, не отвечая ни перед кем. Должно быть видно, что оно находится под контролем. Нельзя допустить сомнений в единстве, стоящим за каждым нашим действием, каждым нанесённым ударом, каждым сделанным выбором... а иначе мы не стоим ничего, – его взгляд обратился к Дорну, и он медленно кивнул своему сыну. – Потому что я уверен вот в чём: на войну, что грядёт, будет призвано всё оружие, какое только имеется в арсенале Империума.

– Именем твоим, отец, – кивнул в ответ примарх. – Именем твоим.

К настоящему моменту Дагонет был практически мёртв. Его поверхность состояла из мозаики горящих городов, бушующих океанов и спёкшихся в стекло пустынь. И при всём при этом, это была демонстрация сдержанности, проявленной Сынами Хоруса. Пожелай они, и этот мир испытал бы судьбу многих других, что отвергли Воителя. Он был бы расколот как орех шквалами циклонных торпед, запущенных в ключевые тектонические зоны, и преобразован в шар из раскалённой жидкой породы.

Вместо этого Дагонет готовили. Он ещё послужит Воителю и его маршу к победе.

Эреб стоял на хребте и смотрел вниз в кратер, который был всем, что осталось от столицы. Дальняя сторона огромной чаши из грязного стекла и оплавившегося камня терялась в тумане ядовитых испарений, но он видел достаточно, чтобы понять общий размах. Сюда слетались транспортные корабли со всей планеты, свозя в это место всех выживших, которых удалось обнаружить. На его глазах вниз к поверхности кратера спикировала "Грозовая Птица", которая открыла грузовые двери на своём днище, сбрасывая гражданских в те толпы, что уже согнали в эту разрушенную местность, как ненужный хлам. Люди были выстроены в цепочки, которые пересекались друг с другом вдоль и поперёк и крест-накрест. Края кратера тянулись на километры, и вдоль них в равноудалённых друг от друга точках стояли Астартес, одно только присутствие которых удерживало любого выжившего от попыток выкарабкаться наружу и убежать. Тела попробовавших проделать это в самом начале, разваленные надвое болтерными снарядами, были отброшены выстрелами обратно в толпу. Та же судьба ждала тех, кто осмеливался выйти за пределы вырезанных на земле восьмиконечных контуров.