James Swallow - Немезида

В это мгновение Вальдор почти что ожидал, что Имперский Кулак отшвырнёт стоявший между ними стол, так чтобы он смог ударить кустодия. Но затем показалось, что гнев Дорна стих, как приливная волна, отступившая назад в океан. Вальдор, однако, был не настолько наивен: примарх был хозяином своей собственной ярости, он загонял её внутрь и превращал в холодную несокрушимую целеустремлённость.

– Эта война, – продолжил Дорн, бегло взглянув на Малкадора, – битва не просто за материальное, за миры и за сердца людей. Мы ведём сражение за идеалы . На кону стоят самые лучшие из основополагающих принципов Империума. Важность чувства собственного достоинства. Благородства. Чести и верности. Как может убийца, прячущийся за шторой, понимать смысл подобных слов?

Вальдор ощутил на себе взгляд Малкадора, и ему показалось, что его внутренняя напряжённость улетучилась. В то же время он ощутил нарастающее в нём чувство убеждённости, и встретился взглядом с Имперским Кулаком, отвечая на вызов.

– Никто в этой комнате не знает войну так близко, как вы, милорд, – начал он. – И конечно же, именно вы лучше, чем любой из нас, должны понимать, что эта война не может вестись чистыми и благородными методами. Мы сражаемся в битве, каких ещё не было в человеческой истории. Мы бьёмся за будущее! Вы представляете, что могло бы произойти, если бы на Дагонете не оказалось Келла и остального Отряда Ликвидации? Если бы это существо Гарпун воссоединилось с войсками мятежников?

– Он попытался бы завершить свою миссию, – сказал Достопочтенный Кулексус. – Прибыть на Терру, попасть в сферу действия сил Императора и использовать свои... смертоносные дарования.

– Он никогда не забрался бы так далеко! – настойчиво сказал Достопочтенный Ванус. – Его бы обнаружили и убили, это несомненно. Сигиллит или сам Император почувствовали бы подобную мерзость и сокрушили бы её!

– Вы уверены? – стоял на своём Вальдор. – У Хоруса много союзников, и некоторые из них ближе, чем нам хотелось бы признавать. Если бы этот Гарпун достиг Терры, провёл бы свою атаку... Даже неудачная попытка убийства, даже ранение... – он постепенно замолк, внезапно приходя в ужас от мрачной возможности, которую он описывал. – Такая пси-атака привела бы к невообразимым разрушениям.

Дорн не сказал ничего. Казалось, что в этот момент примарх разделяет кошмарное видение, которое плясало в мыслях кустодия: их повелитель, смертельно раненый губительным врагом, цепляется за угасающую жизнь, а везде вокруг него ярится горящий ад Дворца Императора.

Вальдор снова обрёл дар речи:

– Ваш брат побьёт нас, Лорд Дорн. Он выиграет эту войну, если мы не будем достойно отвечать ему ударом на каждый удар. Мы не можем, мы не должны бояться сделать трудный выбор, принять тяжелейшее решение! Хорус Луперкаль не будет колебаться...

– Я не Хорус! – прорычал Дорн, слова хлестнули кустодия как плеть. – И я буду...

– Довольно .

Как молния, пленённая кристаллом кварца, единственное слово сокрушило всё вокруг, и все они замолкли под воздействием неодолимой, колоссальной силы воли.

Рогал Дорн обернулся на звук этого голоса, а все мужчины, женщины и Астартес, бывшие в помещении, опустились на колени, инстинктивно понимая, кто был его источником. Последним был Сигиллит, который, прежде чем приступить к выражению своего уважения, бросил на примарха Имперских Кулаков заключительный загадочный взгляд.

С губ Дорна слетел вопрос:

– Отец?

Тьма, огромная завеса теней, которые заполняли самый дальний угол комнаты, истончалась. Неестественный мрак исчезал, и с каждым моментом всё отчётливее проступали стены и пол. Дорн моргнул: как странно, что раньше он смотрел прямо на это место и видел его, на самом деле вовсе его не видя. Оно было прямо под носом у каждого в комнате, даже у него, и всё-таки ни один из них не заметил в нём ничего необычного.

Теперь из тьмы возник свет. В нём, без усилий господствуя над пространством, стоял человек, чьи благородные черты искажала такая смесь бушующих эмоций, что даже могучий Имперский Кулак на секунду ощутил неуверенность. На Императоре Человечества не было доспехов, не было пышных нарядов или парадного мундира – лишь простой стихарь из суровой ткани, пронизанной тонкими нитями пурпурного и золотого шёлка. И всё-таки он по-прежнему был невыразимо величественным.

По-видимому, он слушал их всё это время. И всё же казалось нарушением законов природы, что существо столь царственное, столь светящееся мощью, могло стоять в комнате среди людей, Астартес и величайшего смертного псайкера из всех когда-либо живших, и быть невидимым как призрак.