Олег Верещагин Воля павших

-- Это не может быть ошибкой? - тихо спросил он, шевеля только губами.

-- Нет, это не ошибка. - покачал я головой. - Теперь тут живём мы, де-

душка оставил нам этот дом по завещанию.

Он не стал уточнять - ни кто это "мы", ни сколько нас. Но спросил:

-- Товарищ Марычев... он ничего не оставлял... для друзей?

-- Я не знаю, - пожал я плечами. - Дедушка умер внезапно... Если хоти-

те, приезжайте дня через два, отец освободится, и вы узнаете всё точно.

Я нарочно не стал говорить, что родителей нет дома.Пусть думает, что они просто заняты. На всякий случай... хотя, похоже, его уже не ин-тересовали ни дом, ни сам я лично.

-- Очень жаль, - сказал он, глядя мимо меня, но не в коридор, а вооб-

ще - мимо. - Спасибо. Может быть, я зайду через два дня. До свиданья.

Он повернулся и тяжело, но быстро спустился с крыльца и пошёл по дорожке, не оглядываясь и не глядя по сторонам. Я смотрел ему вслед, пока широкая спина, обтянутая кожей, не скрылась за деревьями, потом передёрнул плечами - стало холодно.

Странные у деда были знакомые. Похоже, он из вояк. Хотя - какие они ещё могли быть у отставного генерала КГБ? Я спустился по ступень-кам, вышел на тропинку - человека уже не было.

И всё-таки странно он говорил.И вёл себя странновато. Что должен был оставить ему дед? У меня в мозгу закопошились подозрения. А мо-жет, дед и правда не умер? В смысле - не сам. Может, его убили, потому что он знал какие-то секреты... и хотел их передать кому-то... Вот его и убрали. А что если те, кто убил деда, явятся за его бумагами... или из-за чего там его убили?! А тут я! Да ни одна в мире спецслужба не станет це-ремониться с пятнадцатилетним пацаном, оказавшимся у неё на пути! Вколют какую-нибудь дрянь и скажут, что умер от "золотого укола" и во-обще был наркоман со стажем...

Куда в таких случаях звонят?! В ФСБ? А вдруг это не иностранные спецслужбы, а наши? Скажут спасибо и тут же примчатся... спасать.

Я провёл рукой по лбу - он был весь мокрый. Ну и дичь в голову лезет. Это одиночество виновато, не привык я к такому. Да любая спец-служба сто раз уже слазила бы в дом, пока он стоял пустой. По-другому только в дурацких голливудских триллерах бывает. Мало ли, что и кому должен был оставить дед?!

Повернувшись, я нашёл взглядом два окна мансарды. И вдруг по-нял, что влезать до них довольно легко. И нечего мучиться с дверью. Вы-ставлю, или, на худой конец, вышибу стекло. И всё!

Высоты я никогда не боялся и в два счёта взлетел на крышу второго этажа, на которой, как домик Карлссона, стояла мансарда. Отсюда в просветы между древесными кронами можно было видеть дорогу и дом соседей. Нет, я всё-таки не один на белом свете... Окончательно успоко-ившись, я подошёл к перильцам балкончика и обнаружил, что одно из ок-он - вовсе не окно, а небольшая дверь, которая, кстати, открылась, когда я нажал на ручку. Просто открылась, и всё.

Обеими руками я медленно развёл шторы. Сердце неизвестно по-чему стучало где-то в горле...

Первое, что я увидел в мансарде,был лозунг,выписанный напротив окна, над входной дверью, белой краской по тёмным брёвнам.

БОЙСЯ ГОВОРЯЩЕГО О МИЛОСЕРДИИ !

* * *

Мансарда изнутри не была ни оштукатурена, ни хотя бы обшита досками - голые брёвна с ровными ниточками шпаклёвки между ними. На полу из некрашеных досок лежала дорожка - половик.Такие можно встре-тить в деревенских домах - из разноцветных лоскутков. Под вторым ок-ном стоял широкий стол, на нём - пишущая машинка в чехле, стопки бу-маги - чистой и с текстом, копирка нескольких цветов, какие-то книги; ря-дом - отодвинутый стул с высокой, неудобной прямой спинкой.Около сте-ны - большой шкаф из полированного дерева вишнёвого цвета.

Мне вдруг стало грустно. Я уже говорил, что никогда не знал деда. Но было во всём окружающем что-то обидное и неправильное. Хозяин этого кабинета - а это был именно кабинет - вышел на минутку, чтобы ве-рнуться. Отдохнуть в саду, поработать руками, дать отдохнуть голове - и вернуться.

Но не вернулся. И не вернётся.

Однако, грусть моя тут же испарилась,когда я увидел, стену напро-тив шкафа.

От потолка и почти до пола её сплошным слоем увешивали заклю-чённые в простенькие рамочки фотографии. Чёрно-белые, старые, неко-торые даже коричневатого оттенка,какой бывает у фотографий 30-40-ле-тней давности. А между фотографиями висело оружие. Его было немно-го. Но оно было, и этого за глаза хватило, чтобы я подскочил к стене.

Ближе всего висела деревянная кобура в исцарапанной лакировке. На откидной крышке была врезана серебряная табличка с надписью - это оказался подарок деду, сделанный в 1955 году (ему тогда было 35 лет) "за отвагу,проявленную при исполнении интернационального долга". Я нажал защёлку - крышка со щелчком отскочила,и в ладонь мне выехал АПС - автоматический пистолет Стечкина с вытертым до белизны воро-нением.Очевидно,эта штука нечасто висела на стене, пока дед служил... Где же он в 55-м выполнял интернациональный долг? Я попробовал вспомнить - ничего не вышло. Вьетнам или Ближний Восток... Мы тогда много кому помогали. Пистолет был заряжен и я, убрав его в кобуру, по-весил на стену, удовлетворённо подумав, что смогу взять в любой мо-мент, если захочу.