Дмитрий Глуховский - Последнее убежище (сборник рассказов)

— Точно останешься здесь? — уточнил Паша.

— А то, — зевнул Иван. — Спать буду… А ты чего?

— Ничего. На том свете отосплюсь.

— Ну, как знаешь…

В этот момент Иван страшно раздражал Пашу. «Тюфяк! Старый тюфяк!» — с ожесточением думал он.

— Ну, я пойду…

— Куда собрался? Сиди, говорю.

— Да нет, я все обдумал. К аэропорту не пойду — там через лес надо, страшно. Лучше к железной дороге, до нее всего полчаса ходу…

— И восемнадцать километров до Москвы. Долго думал? Да ты через пару часов свалишься и подохнешь!

— Все равно лучше, чем тут сидеть. Упаду, отсижусь, опять пойду. Может, вокруг дороги люди уцелели?..

— У тебя даже костюма защитного нет.

— Да пошел ты!

— Сам пошел! — и Иван, хлопнув дверью, спустился в подвал. Паша поежился, Потом брезгливо поджал губы и пошел собираться. Брать с собой было, по сути, и нечего: немного сушеных грибов в мешочке, фляжку с водой да нож. Низ лица он обмотал обрывком какой-го старой рубашки, понадеявшись, что он послужит своеобразным фильтром. Все. Больше на потухшей станции его ничто не интересовало.

Поначалу идти было легко, и Паша жадно всматривался в знакомые улицы. Ворота дач были распахнуты, почти все стекла выбиты. Конечно, за двадцать лет все вокруг не могло не измениться, но он прекрасно помнил, что вместо растрескавшегося асфальта когда-то была прекрасная гладкая дорога, по которой они гоняли на велосипедах; что лес начинался гораздо дальше (это теперь он занял все поле); что раньше у болота прыгали лягушки и рос камыш…

Паша знал, что ему нельзя останавливаться: сил могло действительно не хватить. И вот она — насыпь! Тяжело дыша, он вскарабкался на нее, закашлялся и, сжав зубы, пошел вперед.

Все, кто хоть раз ходил по шпалам, знают, как это неудобно. Если ступать на каждую — семенишь, если перепрыгивать через одну — шаг слишком широкий. Паша шел, не глядя ни вперед, ни по сторонам. Дорога кружила в лесу, ржавые рельсы тянулись далеко-далеко, а он все шел и шел. С непривычки болели ноги, голова кружилась, а в глазах все больше темнело.

Если б у него хватило сил поднять голову, он увидел бы практически не изменившийся пейзаж вдоль дороги: все те же раскидистые деревья, которые разрослись еще больше, все те же зеленеющие склоны, как и раньше покосившиеся, прогнившие фанерные дачи-времянки…

Он шел и шел, уже на полном автомате, запинаясь и спотыкаясь о шпалы. Силился не упасть, потому что всерьез боялся больше уже не подняться.

«Надо дойти до следующей станции, — стучала в висках кровь. — Надо… дойти…» Боковым зрением он заметил поблескивающий на солнце памятник Ленину, выкрашенный порядком уже облупившейся серебряной краской. «Значит, переезд и станция…» Паша поднял голову и обомлел: впереди стоял железнодорожный светофор, и одна из его лампочек светилась красным огоньком.

— Блин… Здесь же есть люди! Они сигналят, а мы не видим за лесом!

Паша глубоко вздохнул, закашлялся и ничком упал на рельсы.

А сколько еще горело таких одиноких сигнальных фонарей? Кто знает? Как и прежде, люди не смогли договориться…

Он очнулся в бункере, о которых в середине семидесятых годов рассказывали на уроках начальной военной подготовки. Наскоро выкопанная траншея, бетонные трубы, сверху залитые гудроном, куча земли — вот, пожалуй, и все. Конечно, наивно было думать, что кто-то долго протянет в таком убежище, однако только такие и строили по Подмосковью. Вообще, на строительство подобного бомбоубежища отводилось всего тридцать часов, так что особой вместительностью и комфортом похвастаться оно не могло. Но после обшарпанных стен станции полукруглый потолок и затхлый запах стен, гул голосов и отблески свечей показались Паше чем-то необыкновенно домашним и уютным… Люди!

— Здорово, леший! — хохотнул кто-то.

Леший? Паша машинально поднес руку к подбородку, потрогал свою бороду и улыбнулся. Голоса. Люди…

— Издалека идешь?

— Из Лесного, — ответил Паша и закашлялся.

— Ну, отдыхай. Потом говорить будем.

Паша откинулся на кровать и замер. Кровать? Да, это была настоящая кровать. Грубо сколоченная из досок, но кровать. Где-то за занавеской смеялись люди и спорили женщины, словно это и не бункер вовсе, а какое-нибудь общежитие или даже гостиница.

«А мы годами не выходили со станции и сходили с ума, все сильнее ненавидя друг дуга… И Олег… Ванька! Надо же за ним вернуться, пока не поздно!»

Паша рванулся было, хотел встать с кровати, побежать, но лишь снова закашлялся и упал на спину, схватившись за грудь. Сил идти назад уже не было…