Тимофей Калашников - Изнанка мира

— Вот еще! Мало ли тварей на свете?! — Зорин отвел взгляд в сторону. — Так тебе самую ядовитую подавай!

— Пойми, мне нужно ее видеть! — в глазах юноши блестели слезы. — Нужно с ней поговорить!

Иван, не мигая, смотрел на сына.

— Где Ирина?!

— Сын…

Кирилл резко оттолкнул потянувшуюся руку отца.

— Где Ирина?!

Зорин встал, отошел в противоположный угол палатки. Произнес глухо:

— К ней нельзя… она политическая…

— Отец!

— Без разрешения не пустят! Будь ты хоть самим Лениным или… — Зорин запнулся. — Папой Римским.

— ТАК ВЫПИШИ МНЕ ЭТО РАЗРЕШЕНИЕ!!!

Иван обернулся и строго посмотрел на сына. Юноша был в исступлении. Зорин постоял еще немного, видимо что-то обдумывая. Потом подошел к столу, сел, медленно достал из тумбочки лист бумаги и, положив его перед собой, полез в карман за ручкой…

— Семенов! — начальник смены на Проспекте мира вышел из подсобки в крайнем раздражении.

После вчерашней дикой попойки вид у него был заспанный и помятый. Кровь еще не разгладила кожу щеки, на которой отпечатали причудливые узоры складки рукава, тетрадка, край которой угадывался в резкой прямой линии, и два непонятных предмета, оставивших глубокие борозды.

— Семенов! — крикнул он, хватаясь за голову. — Харэ стучать! И так башка раскалывается!

Пространство вокруг наполнял далекий металлический стук. Бам! Бам! Бам! Бам! Будто молотком по мозгу. Сменный не выдержал и снова позвал Семенова.

— Так это не я, товарищ старшина! — сказал солдат, подбежав к начальнику. — Это в герму стучат…

— И давно?

Голова ужасно болела.

— Давно! — довольный ответом Семенов улыбнулся.

— А что ж ты меня не позвал?!! — рявкнул на паренька старшина.

— Дык, это… — смутился боец. — Найти вас никак не могли…

Старшина лишь махнул рукой и направился к шлюзовой камере, которая служила источником немалого дохода. Открывание гермодверей, по любому поводу и без, категорически запрещалось. Соблюдение непроницаемости было вопросом жизни и смерти. Радиационная пыль, мутанты и атаки неприятеля являлись достаточным аргументом для того, чтобы массивные ворота оставались наглухо закрытыми, а использовался лишь узкий коридорчик с автоматизированной системой шлюзов и камерой дезактивации. Но такие коридоры имелись далеко не везде. Поэтому те станции-счастливицы, которые владели выходами на поверхность, не только в любое время пропускали за добычей своих сталкеров, но и брали за это немалую пошлину с чужих. Через окошко из бронированного стекла можно было легко разглядеть численность и вид скопившихся у ворот существ. В прежние времена, когда работала внешняя фотокамера, не требовалось даже выходить к первой двери, но уже лет десять как сложная видеотехника приказала долго жить.

Крепкий удар подкованным ботинком по шлюзовой двери сразу прекратил дробь с внешней стороны, и там воцарилась полная тишина, но в голове старшины шум все еще раздавался.

— Открывайте скорей! У нас раненый! — у окошка маячили две фигуры.

— Люди, — пробормотал сменный и задумчиво посмотрел в сторону Семенова. — Да-а-а уж… раненый… — протянул он. — И угораздило заступить старшим именно сегодня…

По створке снова ударили. Мужчина очнулся.

— Пароль! — потребовал старшина.

— Какой пароль?!

За дверью послышался слабый стон. А может, это жалобно отозвалась больная голова.

— Мы не с вашей станции… Мы вообще не с Ганзы…

— Вход тридцать патронов. С человека.

— Открывай скорей, сукин ты сын! Получишь вдвое!

Начальник смены тяжело вздохнул и развернулся, чтобы отойти от входа в шлюзовую. Дверь камеры очистки медленно закрылась за ним.

— Ладно… — мужчина сделал еще пару шагов и остановился, пытаясь собраться с мыслями. — Кирюхин, Власов, готовьте раствор! Сейчас этих, с поверхности, будете чистить! Потом в карантин их. А я пошел докладывать о незваных гостях.

На станции Сталинская, бессменной столице северо-востока Красной ветки, жизнь текла по привычному распорядку. Казалось, что смены руководства никто и не заметил. Или на эту смену всем было просто плевать. Общественные учреждения — баня, грибные плантации, детский сад, лазарет, столовая — работали по заведенному графику. Даже лозунги, столь любимые прежним секретарем Анатолием Лыковым, продолжали висеть на своих местах, пересекая пространство между колоннами и призывая трудящихся что-то там усилить, укрепить, умножить, да и вообще решительнее ковать победу коммунизма. Вот, вероятно, этим сталинцы и занимались, потому что праздношатающихся людей заметно не было, и только посередине платформы прохаживались два красноармейца.