Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды»

— Вон живые! — вдруг крикнул Лешага.

Трое речников, сломя голову, бежали на пришлых. Их не останавливало, что те вооружены, что один из них на голову выше и куда шире в плечах, а другой похож на страшилище из сказок. Двое нападавших вооружились веслами, еще один — топором. Анальгин вскинул ружье.

— Не смей! — Леха сделал шаг вперед и сбросил автомат на руки Марата. Этот жест, казалось, остался незамеченным. Злобно орущие речники мчали на воина, размахивая своим неказистым оружием. Лешага без лишней суеты двинулся навстречу атакующим, легко уклонился от весла, без труда вырвал его из рук нападавшего, двинул тупым концом в солнечное сплетение ближайшего противника, лопастью выбил топор у второго и тут же подсек колени третьего.

— Мы — не те, кто это сделал, — очень жестко и внятно произнес он. — Вы где были?

— Наверху, у Трактира… — опасливо глядя на лежащий в стороне топор, проговорил обезоруженный. — Только пришли.

— И мы только пришли. К Трактиру идем.

— Что ж они за звери?! — речник взвыл, упал на колени и начал растирать кулаками нахлынувшие слезы. — Да как же так! Ведь живых же людей…

Ученик Старого Бирюка присел на корточки и положил ему руку на плечо.

— Ты прости, что веслом приложил. Не по злобе.

— Но ведь это же… — точно не слыша его, рыдал мужчина. — Да как же так?!

— Идем, — Леха поднял речника на ноги. — И вы давайте, вставайте. У нас тут лагерь недалеко.

…Лешага ворошил золу в костре длинной, чуть подгоревшей веткой. Зарытый там корень ядовитого цветка, из которого делают смертельный отвар, под действием жара становился невероятно вкусным и вполне безопасным. Но сейчас мерцающий тысячами искорок сизый пепел вновь и вновь заставлял вспоминать увиденную на берегу картину.

Лилия подошла и тихо села рядом.

— Ты как?

— Отвратительно, — сознался воин. — Здесь происходит что-то страшное и необъяснимое. Понимаешь, эти люди никогда никому не причинили зла, добродушные, гостеприимные, последнюю рубаху могли отдать, если нужно. Но главное, их всегда защищал нерушимый закон Дикого Поля. А ты знаешь, что такое закон, сама видела.

Помнишь, там, у шахты, монахи стояли и смотрели, как я убиваю их друга. Потому что таков закон. А ведь могли расстрелять и не поморщиться. Им нечего было опасаться мести, никто бы ничего не узнал. А они стояли и смотрели. И это правильно. И так должно быть. А здесь — вот такое. Понимаешь? И не просто напали и ограбили, хотя что тут было брать, — он махнул рукой. — Не просто убили, а так, чтобы жуть пробирала, чтобы показать всем — нет силы над их силой, и закон для них — пустой звук.

— Ты намерен отыскать их? — встревоженно спросила девушка.

— Не сейчас. Надо идти к Трактиру. Как можно быстрее. Тем более чутье подсказывает, долго искать не придется. Сами найдутся. Как бы не оказалось, что они туда же направляются.

— Что в нем такого необычного, в этом Трактире, отчего все стремятся туда? — удивилась Лилия.

— Трактир — место особое, другого такого нет. — Лешага вздохнул, мысленно возвращаясь на главное торжище Дикого Поля. — Туда уходят, когда сознают, что пора. Там уже никто никого не ищет, даже кровные враги. Никто ни на кого не подымет оружия. Приходящие караваны оставляют в Трактире десятую часть товаров, ведь когда-нибудь и караванщикам, и стражам, вроде меня, придется там жить.

— Ты не караванщик и больше не страж, — тихо напомнила дочь старосты.

— Все равно. Это место — средоточие закона, его сердце. И не только закона, но и знаний. Тот, кто выжег речников, бросил вызов каждому, для кого это не пустой звук. А значит, очень скоро он придет в Трактир. Я должен быть там.

Старый Бирюк, когда вдруг его пробивало рассказать что-нибудь ученикам, заводил истории, от которых у мальчишек начинали трястись поджилки. Одна из таких сейчас вспомнилась Лешаге. Он уже не мог сказать, о какой крепости шла речь, да и называл ли ее как-нибудь сам учитель. Припоминалось лишь, что крепость стойко выдерживала осаду. Припасов было много и воины храбры, но коварный полководец врага повелел обстреливать укрепления из катапульт головами пленников. Увидев искаженные смертной мукой лица знакомых и родных, горожане пришли в такой ужас, что поспешили склониться перед завоевателем.

Нечеловеческая жестокость победила дух защитников, готовых погибнуть на стенах крепости. Что-то сломалось у них внутри. Сейчас, вспоминая обугленные трупы на месте поселка, Лешага понимал, что они сродни тем заброшенным в крепость отрубленным головам.