Владимир Свержин - Трактир «Разбитые надежды»

Телега, катившая первой, управляемая немолодым возницей, погоняющим могучую пару грозно насупленных быков, проехала мимо холма и поравнялась с прорвами. Те радостно защелкали челюстями и принялись ощупывать привезенных женщин, то ли выбирая себе подруг, то ли прикидывая, какую из них сожрать первой. Возница же, как ни в чем не бывало, хлестнул быков, и те, недовольные столь гнусным соседством, прибавили ходу. Разочарованные волкоглавые хрипло взвыли, но большинство их бросились к следующим повозкам. Те сгрудились в кучу и не двигались с места. Испуганные возницы и стражи каравана, оставив телеги, припустили на холм. Привязанные к бортам женщины выли от ужаса. Коровы надсадно мычали. Быки грозно фыркали. И все это не двигалось с места.

Стоящие по ту сторону барьера прорвы озадаченно глядели на сутолоку в непосредственной близости от собственных лап. Приказ, неукоснительный, как смерть, запрещал им пересекать границы, но добыча была так близка и, что самое противное, вовсе не собиралась делать следующий шаг. Кто знает, как долго могла продолжаться тупиковая ситуация, но внезапно пронзительный вопль ужаса стих, будто кто-то невидимый властной рукой закрыл добрую сотню ртов. И в тот же миг прорвы ринулись вперед, к вожделенной добыче.

А ровно через полсекунды днище первой телеги, уже проехавшей добрую сотню шагов вперед, распахнулось, словно дверь, и из кузова мягко выпал и тут же перекатился человек в красной блузе. Дробно, одиночными выстрелами зачастил автомат, вырывая из толпы зверолюдов одну тварь за другой. Жуткие существа, не ожидавшие такого подвоха, развернулись было, но тут подобные люки открылись на всех прочих телегах. Свинцовый ливень обрушился на зажатую в тиски клыкастую свору.

Вслед за автоматным огнем в сбившуюся толпу волкоглавых полетели гранаты, превращая ужасных тварей в кровавое месиво.

— Добить всех! Живых не оставлять! — командовал Сохатый, отщелкивая пустой магазин и вставляя новый. — Время призывает нас к высшему служению! Вперед, братья! Смирением и лишениями мы обрели право быть первыми!

Марат отскочил и оскалился.

— Я не учу тебя, Лешага. Я просто говорю, что вот здесь чувствую. — Он ударил себя кулаком по грудной клетке. — Если ты их сейчас зарежешь, то словно бы перейдешь на сторону Темного Властелина. Они же связаны и безоружны!

— Я могу их развязать, вооружить и убить по очереди, — без малейших эмоций сообщил Леха и вздохнул с досадой. — Но это будет долго, а нам уже пора идти.

— Это будет честный бой, достойный воспевания! — вмешался Тиль. — Могучий рыцарь вызвал на поединок одного за другим два с лишним десятка злодеев. Я представляю, как расскажу об этом в Трактире.

Воин промолчал, вздохнул и перерезал веревку на шее старого знакомца.

— Да-да! — размышлял вслух Тиль. — Тому, кто знал его в лицо, он сделал щедрый дар. Тот первым голову сложил, настиг его удар. А остальным же он сказал…

Лешаге захотелось огреть вдохновенного словоблуда чем-нибудь увесистым, но так было не принято в Диком Поле. Сказители признавались людьми не от мира сего, много знавшими и разносившими вести быстрее степного ветра.

— Обо мне споешь позже, — через плечо бросил ученик Старого Бирюка. — Сейчас лучше о чем-нибудь другом.

— О чем же хотел бы услышать славный вождь? — обрадовался Тиль.

— Я бы с радостью послушал, как шумит лес, — сквозь зубы, стараясь не оскорбить слух Лилии более ярким выражением своих пожеланий, произнес бывший страж.

— Такой песни я не ведаю, но знаю другую, о древней обители в далеких горах. — Тиль упорно не желал понимать намеков. — В переводе на понятный нам язык эта обитель называлась «Молодой лес». На языке же далеких чужестранцев ее величали «Шаолинь».

— Что?! — Леха, разрезающий веревку на запястьях раздольника, замер.

— Их пятеро было у белой стены, растущей из белых скал, — певец картинно поднял руку, точно предлагая взглянуть на воображаемые горные отроги. — Им путь предначертан был через валы, сквозь гибели страшный оскал. Тропу освещали на стрелах огни, а бой затихал на стене. И то сохранить присягнули они, что жизни и смерти важней.

— Остановись! — Лешага повернулся. — Не сейчас.

— О, прости, светлый рыцарь. Действительно, о чем это я, ведь тут же грядет бой!

— Тут грядет поход. Развяжи остальных, — не глядя на знакомца, проговорил ученик Старого Бирюка.

Раздольник медленно растер запястья, размял шею, будто опасаясь, что Лешага сейчас передумает.