Джеймс Баркли: Эльфы. Во власти тьмы

Силдаан решила, что ветер свирепствовал недолго. По словам Гарана, именно так и обстояло дело с большинством заклинаний. Но, казалось, прошла целая вечность, прежде чем душераздирающий вой и визг стихли. Силдаан лежала, не шевелясь, ожидая скорой смерти от клинка ТайГетен. Но она услышала лишь шаги людей, приближающиеся к ней и храму.

Силдаан неловко оттолкнулась от промерзшей земли, опираясь на подгибающиеся руки. Холод захлестнул ее, и она повернула онемевшее лицо к храму. А тот стал неузнаваем. Его покрыла ледяная корка, пряча под собой камень, а с подоконников и карнизов свисали ледяные копья. Иней окутал каменный козырек и набросил ледяной саван на зеленый покров леса на опушке храма. Вокруг стыла белизна.

Силдаан почувствовала, как чья-то сильная рука взяла ее под локоть: Гаран помог ей подняться на ноги.

— Осторожнее, — предостерег он. — Здесь скользко.

Силдаан кивнула, глядя, как лед превращается в воду, которая разбегается в разные стороны ручейками, чтобы напоить корни и ветви Биита. Начали оттаивать и тела ТайГетен. Силдаан зажала рот ладонью. Лица воинов почернели, обезображенные холодом и обожженные до неузнаваемости. Они рассыпались на куски, подобно статуям, которые кто-то столкнул с пьедестала. Конечности отделились от тел, которые сбрасывали с себя оцепенение смерти по мере того, как лед выпускал их из своих объятий.

Над каменной площадкой зачирикала какая-то птаха. Силдаан вздрогнула.

— Здесь так тихо, — выдохнула она. Она потерла руки и подышала на них в надежде вернуть им чувствительность. — Что ты сделал?

— Я же говорил тебе, что наша магия очень сильна, — отозвался Гаран.

— Слышать — это одно, — сказала Силдаан. Она саркастически улыбнулась и посмотрела на свои руки. Они дрожали, но холод здесь был ни при чем. Жрица понизила голос до еле слышного шепота. — Но оставим это. Похоже, все может получиться даже проще, чем я думала.

Ауум беззвучно выдохнул сквозь стиснутые зубы. Раны были оскорблением Бииту, богу корней и веток. Жестокие, бездумные и уродливые. Сломанные ветви, оборванные лозы и раздавленные кусты. И все это сделали те, кто не был рожден в лесу. Те, охоту на кого для ТайГетен благословил сам Инисс.

Ауум опустился на корточки и провел пальцами по земле, все еще сохранявшей следы ног, обутых в тяжелые сапоги. Они остались здесь, в самом сердце тропического леса. Причем настолько далеко от побережья, что это казалось невозможным. Рука Ауума застыла на земле, когда с широченного листа над головой на него обрушился настоящий водопад. Слезы Гиал освежили его, и он буквально растворился в шуме дождя.

Выпрямившись, он повернулся к своему наставнику, жрецу Серрину, которого ему выпала честь защищать на протяжении последних десяти лет, прошедших с момента его бегства в Калайус. Жрец был высокого роста, с наголо бритой головой и телом, целиком выкрашенным в белый цвет. Наготу прикрывали лишь набедренная повязка и кожаные сандалии. В ушах и носу красовались серьги и кольца.

Серрин был одним из Молчащих, давших клятву посвящения бессловесно служить Иниссу во всех его храмах, хранителей архивов и священных реликвий.

— Чужаки, — пришел к заключению Ауум, поднимаясь на ноги. — Идут к Аринденету.

Большие овальные глаза Серрина прищурились. Ауум видел, что жрец раздумывает над тем, а не заговорить ли ему. Здесь это разрешалось, хотя Молчащие старались не пользоваться такой возможностью.

— Кто? — негромким и хриплым голосом спросил Серрин.

— Это не Терассины. Слишком уж явно для них. Люди. Пятнадцать человек, по крайней мере. — Ауум сплюнул. — Тысячи лет благословенного уединения. Почему они не могут оставить нас в покое?

В глазах Серрина он прочел охватившую жреца тревогу. Первые паруса появились на горизонте пятнадцать лет тому. Люди. Обещающие дружбу, от которой разило предательством и обманом. Их предупреждали, что в лес соваться не стоит. Очевидно, предупреждение пропало втуне.

— Мы догоним их задолго до того, как они достигнут Аринденета, — сказал Ауум. — След совсем свежий, а идут они медленно, потому как несут на себе слишком большой груз.

Ауум двинулся вдоль следа. Полдень уже миновал. Дождь лил как из ведра, насыщая землю и наполняя влагой листья зеленого покрова, который жадно тянулся вверх, подставляя ладони слезам Гиал. Внизу, у самой земли, уже сгущались сумерки. Баньян, пробковое дерево, инжир, лианы и виноградные лозы душили лесную подстилку. Густой низкорослый кустарник разбросал толстые побеги, цепко хватавшие неосторожного путника за ноги. Но растения были безжалостно уничтожены. Сквозь чащу леса чужаки прорубили тропу, достаточно широкую для того, чтобы по ней в ряд могли пройти три человека.