Глава рода

Настёна скользнула взглядом по застывшему во сне лицу Митьки и её взгляд упал на гордо возвышающийся бугор под оленьей шкурой. Лоно женщины тут же отреагировало на это жарким трепетом и увеличением соков, которые и так уже потоком текли по её ногам.

Помотав головой и взяв себя в руки, Настёна приблизилась к парню и потрясла за плечо. Отрок резко распахнул веки и его странные ледяные глаза, подобные стали смертоносного клинка, тут же впились в её лицо.

— Доброе утро, тётя Настя. — легко улыбнулся Митька, как бы невзначай пошевелившись и согнув ногу в колене, скрыл свою вздыбленную плоть.

— Какое утро, медведь? — усмехнулась лекарка. — Время к полдню близиться. Давай вставай, умывайся и нужно снова тебя намазать.

— Эм… Тёть Насть, тут такое дело… Я не могу, — смущаясь сказал Митька.

— В смысле? — сперва не поняла женщина, после чего усмехнулась поняв причину. — Не волнуйся. Влады не будет, а ты можешь не стесняться. Чего я там не видела? Да и вчера уже насмотрелась.

Отрок покраснел сильнее, но всё же как-то решительно откинул шкуру, и сев, потянулся за штанами. Настёна стояла рядом и постоянно ловила себя на том, что не может оторвать взгляд от вздыбленной, словно древко стяга, молодой плоти. Минуту Митька кряхтел, сопел и постанывал, но так и не смог одеть штаны. Любое прикосновение ткани к ошпаренной коже было ещё болезненным.

— Да брось ты их. — хмыкнула Настёна. — Всё равно кроме меня здесь никого не будет.

— Знаете, тётя Насть, несправедливо. — неожиданно заявил парень.

— Не поняла, — вопросительно приподняла бровь женщина.

— Я без одежды, а говорите, не волноваться. Не на равных получается. Ведь не волноваться можно, если все на равных условиях. — сказал Митька.

— Митька, ты, я смотрю, уже начал выздоравливать. — усмехнулась Настёна, медленно приблизившись к парню и слегка подняв голову, смотрела ему в глаза, чувствуя, как его красная головка упёрлась ей в живот, где на коже тут же появились следы смазки, которая крупными каплями появлялась на навершии и быстро пропитала тонкий лён платья.

Митька сглотнул, безотрывно глядя ей в глаза, в то время, как Настёна начала испытывать удовольствие от этой игры и поддавшись порыву, она нежно и аккуратно провела пальчиком от тугих, больших ядер отрока по всему стволу до самой головки, почувствовав, как на пальце осталась капля смазки. Парень порывисто вздохнул и невольно дёрнул бёдрами навстречу этому прикосновению, но результатом был лишь неловкий тычок в живот женщины и очередное мокрое пятно на платье.

— Иди умывайся, — сказала Настёна, резко прерывая эти гляделки и разрушаю витавшее в воздухе похотливое возбуждение.

Митька как-то тяжело и сокрушенно вздохнул, и сделав несколько неуверенных шагов, замер. Было прекрасно видно, что ходить ему сейчас неудобно.

— Ну, что с тобой делать?! — изображая возмущение, воскликнула Настёна и взяв отрока за плечо, развернула к себе и уперев спиной в стену, опустилась перед ним на колени.

Длинный и толстый елдак с большой красной головкой, на которой блестела, свисая к полу крупная капля смазки и толстыми жилами, замер всего в полу локте от её лица.

— Так и быть, помогу тебе. А то нельзя мужика в таком виде оставлять. Но никому ни слова. Ясно? — сказала лекарка, посмотрев в глаза Митьки.

Ответом ей был твёрдый кивок.

Настёна посмотрела на качающийся перед её лицом конец и облизнув враз пересохшие губы, нежно взялась за основание ствола и начала аккуратно мять здоровенную дубину отрока, чувствуя, как течёт по ляжкам сок из её лона.

Митька же просто млел от мягких прикосновений нежной руки женщины. Он чувствовал её горячее дыхание на своём конце, чувствовал, как гуляет по всему стволу ручка лекарки и как в его крупных ядрах зарождается нечто огромное и яркое.

Глядя сверху вниз, он видел неизвестное ему ещё выражение на лице с раскрасневшимися щеками, незнакомое выражение во взгляде, затянутом какой-то дымкой, но прекрасно видел, как Настёна облизывает губы, как её ручка споро двигается по всей длине его ствола поглаживая головку, видел и чувствовал, как её вторая рука нежно мнёт его ядра, которые подтянулись к елдаку. Но больше всего ему нравилось то, что он видел, как из под ткани платья выпирают затвердевшие соски женщины, как она прогинает спину и он может увидеть её крепкую талию, широкие бёдра и пухлое, красивое гузно.

— Ну ты и… стойкий, — осипшим голосом сказала Настёна, прерывисто дыша. — У меня уже руки устали.