Тимур Максютов - Про звезду (сборник)

Жена охает и прикрывает рот ладонью. Это – очень серьёзно. Значит, там не только хиханьки. Неужели моя свободная, пирсингованная, курящая с четырнадцати дочка становится разумной молодой женщиной?

Тогда, двадцать лет назад, нас предупредили строго-настрого: никаких имён, адресов и реальных биографий. И намекнули: каждый второй из нас – стукач.

То есть, не «стукач», конечно. «Сознательный гражданин».

Моего препода по огневой держали в эритрейской тюрьме два года. Потому что министерство обороны сначала от него отказалось: типа, был в отпуске.

Это, несомненно, очень круто: провести отпуск в эритрейской тюрьме. Всё включено: яма на уровне минус шесть метров, фекалии и моча под себя, трупы умерших, которые не забирали неделями.

Плюс сорок наверху и плюс пятьдесят внизу.

На шестьдесят человек – кожаное двадцатилитровое ведро воды раз в сутки.

Драки у этого ведра. Насмерть. Собственная моча вместо воды. Кровь вместо воды.

Не своя кровь.

Препод выжил. Его обменяли на какого-то царька-людоеда, задержанного в Италии, во время Миланской «Недели моды», куда «монарх» повёз свою новенькую семнадцатую жену – «Мисс Ханты-Манси». Вовремя подложенную ФСБ.

У моего препода был выбор: продолжать упираться, что он – гражданин Чехии в соответсвии с поддельным паспортом. Или что он – полковник Вооружённых Сил России.

Он выбрал жизнь. Перепутал с карьерой. Генералом, естественно, не стал.

Бывает.

– Питер, не грусти.

Моё погоняло – «Питер». Мы, идиоты, пытаемся сохранить инкогнито. Мы сидим в зиндане. Наверху – люди, которые с удовольствием нам отрежут башку в любую секунду.

Мы все трое – русскоязычные. Более того, мы – служащие разных силовых ведомств очень разных стран.

Мы не имеем права в этом признаваться. Это – западло.

Это больше, чем «западло». Просто – предательство.

Бульбаш говорит Мамаю:

– Слышь, татарва? У тебя лезвия остались?

– Тебе зачем? Зарезаться?

– Побриться, тля. Это у тебя, чурки, борода не растёт. А у меня – так вовсю.

Мамай хмыкает. Он – самый спокойный из нас. Как и положено механику-водителю. Когда вокруг дерьмо, пламя и зыбучие пески – только механик может вытащить машину. Хотя теперь, в яме, это вообще не имеет значения.

– На хрена тебе лезвия? Чтобы выбритым расстреляли? – издевается Мамай.

Бульбаш дёргается. Он вообще – длинный, рыжий и нервный. Наводчик должен даже краем глаза увидеть цель и направить на неё башню, рывком дёрнув пульт и визжа гидромоторами.

– Питер, ну скажи ему.

Я – командир. Теоретически, я всегда прав. Мудр. Знаю, как выкрутиться.

Теоретически.

На самом деле ни хера я не знаю. Запутался.

Нас собрали в октябре. Меня вызвал командир бригады и приказал. Я и вправду не знал, что это – неофициальная операция.

Когда принимали «семьдесятдвойку», я про себя радовался косоглазому Мамаю – он въедливо ощупал корявыми пальцами каждое сочленение огромного двигателя и потом выложил список. И про забитый масляный фильтр, и про сдохшие аккумуляторы. Точно, киргиз. Из них – лучшие механики-водители.

Они знают тайное слово. И для верблюдов, и для круглопузых коней. И для сорокатонного бронтозавра.

А Бульбаш даже муху собьёт за километр. Умеет, гад.

Только это нам не помогло.

В первом бою мы завалили три танка «южных». Даже не пришлось автомат заряжания добивать загрузкой – хватило обычного боекомплекта. Не знаю, как это объяснить. Просто надо стать частью железной дуры, её мозгом.

Просто надо ещё до красных цифр лазерного дальномера почувствовать, сколько до врага метров.

Просто не надо мешать Бульбашу, если он поймал кураж. И не материть Мамая, что он выбрал «дорожку» не вовремя.

Хороший командир танка – тот, кого не видно, когда всё в порядке. И который проявляется, когда без него не обойтись.

Я ору:

– Двадцать пять – ноль, танк противника, тысяча шестьсот. Осколочным! Уничтожить бронеобъект!

Бульбаш прижимает ларингофоны и хрипит:

– Ты ёхнулся, командир? Может, подкалиберным?

Тьфу ты. Это моя беда с детства: путаю левое и правое, водород с гелием, бронебойный с фугасным.

Слава Богу, Бульбаш всё понимает и жмёт правильные кнопки. Автомат крутит плиссированной юбкой боеукладки и подаёт то, что нужно.

И третий их танк горит. А нам щёлкают дополнительные доллары за поражённые цели.

– Класс, – мечтает Бульбаш, – хутор выкуплю. Тракторов два. Или три.