Таша Истомахина - Ангел [не] обыкновенный

Федоровский-старший не верил в сами крылья.

На этих словах доктора все громко захохотали, даже Дмитрий. Скопившееся напряжение вышло громко и бурно, до колик в животе, чудесным образом объединив подопытных общей, понятной только им, эмоцией.

Пока всё утирали смешные слёзы, бородач повернулся к Бажене и признался:

– Я тебя сразу узнал.

Бажена не только мгновенно свела его нынешний облик с изображением четырнадцатилетнего мальчишки из глубин своей памяти, но и вспомнила имя.

Серёжка.

Слева от него сидел Смола, а в кресле теснились Марго и Лера.

– Я вас помню. Мы вместе ходили в одну секцию по плаванию.

– Точно…, – протянул Смола с удивленным осмыслением, а близняшки молча уставились друг на друга синхронными прозрачно-голубыми глазами.

В подъезде Бажены жил пёс, которого по зиме приютили сердобольные соседки. Сначала это был смешной, длиннолапый щенок – помесь лайки с неведомым. За морозы, проведенные рядом с миской сосисок на втором лестничном пролёте, он вымахал в матерого кобеля. Большегривого, с жесткой серой шерстью, каралькой пышного хвоста и хитрыми, умными глазами. Он сурово облаивал гостей трехэтажного кирпичного дома, терпел ласки всех своих многочисленных хозяек, любил спать поперек порога. Во дворе его неизменно поджидали дворняги, обожающие вожака до скулежа и поджатых хвостов.

Звали пса неудачно – Тобиком. Имя не подходило его брутальной натуре.

Бажену пёс любил, но равнодушно, не так как бабушек, которые его кормили и вычёсывали с шерсти разный сор. Как только Бажена обзавелась крыльями, стал на неё скалиться. Пришлось долго заговаривать ему зубы льстивым голосом. Бажена поворачивалась то одним боком, то другим, разворачивала крыло на просвет и даже давала понюхать края перьев. Пёс сдался через неделю, разрешив погладить себя по жесткому, тренированному пузу спортсмена. Тогда стал провожать Бажену до остановки мимо трамвайного депо, где жила другая свора прикормленных сторожами собак. Тобик лаял на сородичей, не подпуская тех к «своей» птице.

Подружку его звали Депошница, по месту рождения в трамвайном депо. Когда она была одна, то Бажене не доверяла. Не подходила близко, смотрела бровасто, глухо ворчала. Однако рядом со своим защитником она вставала передними лапами на колени Бажены и легонько покусывала ей пальцы.

В то утро Депошница тоже увязалась провожать Бажену. В желании избежать расспросов матери и от неудобства физического (хоть стоя спи – так мешали крылья), Бажена вышла из дома на час раньше. Их странная компания – одомашненный волк, чернушка-дворняга и грустная птица – тихонько брела по лопающимся тополиным почкам в знобящем холодке утра, пока город считывал с эфира свои последние сны…

Вскоре собакам надоело ждать трамвай, и они убежали по делам на район. Бажена толклась на остановке совершенно одна, когда ещё не протрезвевший после вчерашнего гуляка обратился к ней с просьбой:

– Не смотрите, пожалуйста. Больше негде.

Бажена даже не сразу сообразила, что он собирается делать. Спрятавшись за столб, мужчина долго писал, но, уходя, так же вежливо поблагодарил:

– Большое спасибо! Очень выручили.

Бажена решила не ждать трамвая. Стоило солнцу подняться выше крыш частного сектора, как свежий ветер сменился от севера к влажному теплу западного направления. Он пригнал за собой мамочек с вяло переступающими с ноги на ногу ребятишками, которых надлежало сдать в детские сады.

Дойдя до перекрёстка, Бажена увидела на мелкой траве бутылку из-под шампанского. Наверняка её бросил тот пижон, что гулял до самого рассвета. Бажена сделала вид, что сор не заметила, но через пять метров ей попалась на глаза урна возле аптеки. «Хочешь перемен к лучшему – начни их сама», – вздохнула Бажена и вернулась за бутылкой. Уже возле урны, она поняла, что та слишком тяжелая. При тщательном осмотре оказалось, что шампанское «Абрау-Дюрсо» даже не распечатано.

На работе Бажене было комфортно по двум причинам. Во-первых, её психика постоянно искала поводы для встряски и жадно бросалась на любой повод запаниковать, а нервная и суетливая работа каждый день в изобилии поставляла ей поводы для привычного поведения.

Во-вторых, коллеги попались удобные. Баба Шура говорила в таких случаях: «Не сошлись обычаем, не бывать дружбе». Сотрудницы Бажену держали на расстоянии, но были с ней милыми, потому что знали из журналов, что лузеры – тоже люди, к которым нужно проявлять человечность. Бажену подобная снисходительность вполне устраивала – уж очень она устала обороняться от нападок в подростковом возрасте.