Таша Истомахина - Ангел обыкновенный

Вот и сегодня, я обложила себя бумагами и здоровалась, не поднимая головы, чтобы не зацепиться за кого-нибудь взглядом и не потянуть человека на разговор. Мне очень хотелось подумать о своём Предназначении, но телефон истерил, и табличка не выстраивалась красиво до самого обеда. Наконец, я принесла директору на подпись отчет в очень мелком разрешении.

– Как маком усыпано! – восхитился директор, разглядывая почти нечитаемый в своей убористости текст.

– Просят скан. Его можно увеличивать. Зато всё влезло на одну страницу.

– А я думал, что ты так над ними шутишь. Мол, раз вы нам лишнюю работу, тогда мы вам её мелким шрифтом.

Я не помню, на какую нажала клавишу, собираясь отправить отчёт. Экран компьютера зарябил, потом потух, замельтешил через пару секунд английскими буквами, пока не показал абсолютно чистое поле рабочего стола. Это потом мне объяснили, что вредный вирус схлопнул всю информационную базу моего компьютера, собранную за десять лет. Но сначала я испытала легкий шок. Первой мыслью было: «Это не могло со мной случиться!». Если допустить, что мы сами творим свою реальность, то какая такая моя мысль могла вызвать этот локальный Армагеддон?

Всё учреждение охотно поучаствовало в этих переживаниях, скучившись вокруг моего стола, потому что в ситуации присутствовал определенный драматизм, столь нужный в любой конторе для ускорения приближения конца рабочего дня. Объясняя, что я никуда не нажимала, на задворках печалившегося сознания я обнаружила здравую мысль. Я ведь дотошная, подумалось мне, я ведь сколько-то месяцев назад обязательно должна была сделать резервную копию…

– Куда? Кому? – говорит мой сын вместо «Алло».

– Сына, посмотри на флэшке из комода, есть ли там резервная копия с именем «Таша. Не стирать»?

– Ну, есть, четырехмесячной давности.

После моего сообщения о почти благополучном разрешении ситуации, контора, наконец, разбежалась по своим рабочим местам делать резервные копии, а директор заявил, что теперь точно выжмет из управления ставку программиста.

Сначала я очень стеснялась. Оказалось непросто представляться Нумератором, после чего выслушивать: «идите прочь» или «никого нет дома». После нескольких неудачных попыток я поняла, что главное в моем деле – пролезть в щель приоткрывшейся двери. Михаэль нисколько мне не помогал. Он молча стоял в стороне и посмеивался, когда пару раз меня буквально вытолкали взашей. Может быть, поэтому к середине дня после нескольких десятков отказов я перестала быть уравновешенной и приятной девицей. В очередной раз, услышав фразу «ходят тут всякие», я начала стучать носком ботинка – а они у меня на толстой подошве – по двери так, что металлическое кольцо ручки двери жалобно забилось, добавляя нотку паники в производимый шум. Немного растерянный от моей наглости хозяин распахнул дверь, и в этот момент я одной рукой слегка подтолкнула его внутрь дома, а второй сунула ему в лицо жетон. При этом, переступив порог, ловко закрыла ногой входную дверь.

– Что вы творите?!

– Препятствие дознанию влечет за собой наказание по статье 328 Гражданского Кодекса.

Упоминание о вымышленной статье возымело свое действие – мужчина как-то сразу успокоился и сообщил, что в этом доме совсем недавно, около года назад, пропал родственник. И хотя прошло совсем немного времени, близкие уже не могли вспомнить его имя, потому что все метрики изъяли Брежатые.

Я умею слушать. Постепенно, чувствуя мой неподдельный интерес и сочувствие, хозяин дома рассказал мне о снах своего исчезнувшего отца, и о своих сожалениях, что не придал им должного внимания. Наш разговор длился много дольше, чем десятиминутный опрос.

Михаэль всё это время сидел на скамейке возле дома.

– Если ты будешь опрашивать каждого по полтора часа, то конторе твоя дотошность не понравиться. Принцип работы такой – зашла, спросила, ушла, тут же забыла.

– Я узнаю у людей не о том, какой сорт туалетной бумаги им нравится, а о том, что вызывает у них печаль и тревогу. Вот уже почти пятнадцать лет с тех пор, как люди начали массово «испаряться», причем никто никогда не находит ни тел, ни следов. Почему, скажи мне, никто не расследует эти исчезновения?

– Ты сама сказала – ни следов, ни тел.

Я вздохнула и подняла голову. Облакам было тесно, они слоились, набегали друг на друга, как складки сбившегося покрывала. Михаэль перехватил мой тоскливый взгляд и объявил окончание рабочего дня.