Взглянув на часы, я решила, что подумаю об этом позже, в режиме «ой-ой, опаздываю» наскоро навела красоту и заглянула в комнату сына:
– Ты чего шмыгаешь носом? Насморк подхватил?
Большой ребёнок доложил машинально, глядя не на меня, а на монитор компьютера:
– Это не сопли, а сломанный нос – он всегда словно заложен.
– Какой сломанный нос?!
Тут сын всё-таки оторвался от экрана и довольно раздражительно ответил:
– Обыкновенный! Ты не помнишь, что ли, как я в детстве его ломал? Фингал был ещё на всё лицо.
– ????!!!!!
– Ты реально не помнишь?! У меня все друзья знают эту историю.
Мой голос стал ломким и звонким:
– Клянусь, я не знала ничего! Где? Когда?
– Я был у бабушки с ночёвкой, зимой. Мне было лет девять-десять. Убегал от собак, смотрел назад, а когда повернулся, было поздно: вот она, железная перекладина – БАЦ! У меня вся варежка была в крови, я её даже выжимал.
Я постепенно переходила на ультразвук:
– А я-то где была?!!!
– Да откуда я знаю!!! Бабуля сделала компресс, утром я поехал домой, ты еще волновалась, что синяк под глазом.
– Но я не помню ни про сломанный нос, ни про собак!
– Наверно, я тебе сказал, что просто упал. Видишь горбинка? Эй, ты в порядке, мам? Тебе что, плохо?
В незнакомом месте долго не спиться.
Михаэль нашелся на кухне. На мое приветствие он только кивнул и подвинул ко мне тарелку с гречневыми хлопьями.
– Мне бы чашечку кофе для «сборки».
– Что ещё за «сборка»? – кустистые брови напарника встали домиком.
– Кофе центрирует.
– А то, что сердце может застучать, слышала? Кофе нет. Я почитаю, а ты пока меня поразглядывай.
Я наливала молоко в чашку понемногу, чтобы хлопья не размочились. Михаэль напротив меня шуршал страницами окружной газеты. Про него так и просилось сказать – неладно скроен, да крепко сшит. Был он очень высок, а по моим меркам так просто могуч. Походил на медведя – был косолап, лохмат и брадат. Сразу не поймешь, то ли добрый по характеру человек, пытающийся выглядеть суровым, то ли жесткий, но притворяется доброжелательным.
Михаэль спросил поверх газеты:
– Ну и как я тебе показался?
– Голос хороший.
– А то! В нашем деле очень важно первое впечатление. Никак не пойму, почему тебя выпустили в Нумераторы. Ну, посмотри на свои детские ручки, послушай голосок – какой из тебя Исчислитель!
– Экзамен сдала, жетон получила, и за завтрак спасибо.
Михаэль усмехнулся в бороду:
– Странно и то, что тебя так быстро взяли в найм. Обычно они разрешают всякому делу перебродить на своих дрожжах, всё временят да медлят, – он сложил газету и бросил её куда-то за плечо. – Если поела, то собирайся. Начнем опрос в другом поселке. Здесь уже ловить нечего – каждая собачонка знает, что ты вчера приехала, а значит, дверь никто не откроет. Будем двигаться от одного посёлка до другого, ночевать в гостиницах. Деньги получила на проживание и питание?
– Сейчас денег не дают, только талоны. Они действительны, когда жетон предъявишь.
– Мудро, хотя кому можно помешать украсть у тебя и жетон и талоны?
– Они ещё фото мое разослали по округу.
– Значит, я не могу украсть твои талоны?
– Выходит, что так.
Мы вышли на крыльцо. Прямо у ступенек стоял потрепанный внедорожник. Михаэль как будто извинился:
– Предшественник был поновей, но прошлую зиму не пережил – вся механика развалилась.
Оказалось, он не извинялся, а предупреждал. Два часа с превышением скорости на проселочной дороге стали для меня и моих внутренностей сильным испытанием. Что угодно развалилось бы от такого вождения!
Без ущерба для психики я бы могла за неделю и слова не вымолвить. Но на службе целыми днями общаюсь с несчетным количеством людей, потому что работаю координатором в информационном центре, очень похожем на библиотеку и архив одновременно. Люди звонят и приходят, чтобы получить нужные данные, а так как мой кабинет находится посреди помещения, то меня никто не минует – ни директор, ни сослуживцы, ни посетители. Каждый проходящий человек обязательно мне что-нибудь говорит или о чём-то спрашивает, чаще просто из вежливости. Сотню раз напомнив людям, какой сегодня день недели, столько же раз обсудив погоду, ответив – «нет, я не знаю, где директор» и «да, я видела главного бухгалтера (завхоза, Асю Михайловну и пр.), но она уехала в казначейство (банк, магазин и пр.)», я становлюсь недоброй. Я знаю, почему занимаюсь своей странной, очень обремененной общением работой. Потому что когда-нибудь явлю миру мою вечно юную, общительную, весёлую и добрую душу. На этой службе я тренируюсь. Успехи, правда, незначительны.
Читать дальше