Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

Хорхе все еще отмывал палубу, но теперь он силился достать лохматой шваброй до трубы, из которой валил угольный чад.

Вроде нормальный парень, голова на месте, руки-ноги целы. И как его только угораздило клюнуть на эту недоделанную бандитку? Окрутила, троллья дочь, и не далась. Ни ему, ни полоумному беззубому каторжнику, хотя и перед тем задом вертела. Подумать только – собственными руками отрубила, кровь брызгами по лицу. Хотя, если подумать, она была недурна фигурой.

Только бы отец принял его обратно.

Он скажет… скажет… Как много нужно сказать старику!

Отряхнувшись и заправив рубашку, Фабиан взялся было за веревочную ручку ненавистного ведра, но тут заметил, как группа иберийских матросов сгрудилась на другой стороне палубы. Они гроздью нависли у самых перекладин и галдели, указывая на что-то в скалах у берега.

Возвращаться к бешеному коку не хотелось, или хотя бы не так скоро, поэтому он решился подойти.

Судно должно было проходить мимо берегов провинции Павао со столицей в небольшом городке, знаменитом театрами, садами, кабаками и домами терпимости, – он знал это из разговоров.

Но когда Фабиан приблизился к матросам, то не сразу понял, что привлекло их пристальное внимание. Пришлось спрашивать.

– Да вот глядим, дворец отгрохали на самом отвесе, – охотно пояснил чернявый старик, иссушенный морем. – Хоромы из белого камня! Живут же люди!

– Да где?

– Да вон, вон! Видишь, chico [4]?

– Теперь вижу.

Он видел. Почти сказочный дворец, какой нарисовала бы его младшая сестра, если бы пережила скарлатину. Синяя черепица, белые стены, радужные витражи – это здание возводили для обожаемой женщины, сколько бы лет ей ни было.

– А там, гля, написано чегой-то! Прямо на скале выдолблено! Это не по-нашему или я совсем слепой стал?

Матросы загалдели. Но Дюпон уже все понял. Понял и внутренне сжался.

– Это не на иберийском. Это язык Кантабрии.

Слова дались ему с трудом.

– И чего там? Чего написано?

– Там написано: «Ворон и Чайка».

Моряки снова забормотали:

– Ну, ворон, понятно еще. Гордая птица, мясо клюет у мертвых. Но чайки? Что толку в них?.. Только палубу засирать и горазды! Тьфу, перестрелять бы их, подлюк! И жрачку воруют, только зазевайся!

Фабиан хотел бы забыть иберийский язык – весь, до последнего слова, до последнего звука, только бы не вгрызались в уши мелкие суждения низких людишек.

– Это не о птице. – Он все же заставил себя говорить: – Вы не понимаете. Чайка – это не птица.

– А кто? – удивились китобои.

Буря каштановых локонов, острый как бритва язык, насмешливый взгляд. Карие, будто шоколад, глаза. И румянец, нежный, как лепестки шиповника, стоило ему посмотреть в ее сторону, подать руку, бросить полушутливый комплимент. Такую девушку стоило обхаживать не торопясь, так он считал. И просчитался. Кто-то сильный, кто-то яростный подавил ее, подмял под себя редкий цветок и погубил его на корню. Какая банальная несправедливость. Какая гнусная пошлость.

Жаль.

– Это не птица, – повторил Фабиан. – Это имя женщины. Самой прекрасной женщины в Кантабрии.

Иркутск 24.12.2017

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ

Ампулья – миндальная мука.

Проклятая ведьма!

Сучья дочь! Чтоб она сдохла! Мы должны вырвать ей сердце и отдать его Дону, как велит закон!

Парень.