Анна Коэн - #Зерна граната [litres]

В один прыжок Борислав оказался около нее, вцепился ручищами в ворот курточки, дернул на себя, оторвав девушку от земли. Она вскрикнула.

– Это была моя месть, моя! Моя женщина, моя любимая, моя Жизель! И мой ребенок под ее сердцем!

Внезапно он умолк, подавившись вздохом.

– Отпусти девчонку, – прошипел Нильс. Скосив глаза, Луиза заметила тусклую сталь, притиснутую к ребрам Дона. – Она не лжет тебе. Я был там и видел все своими глазами, тролль их забери. Отпусти ее.

Кто-то из командиров прокричал команду целиться по каторжнику.

– Какой же вы лицемер, герр Милошевич, – процедила Луиза, болезненно морщась. – Вы готовы разделить свою бесценную месть с сотней наемников, но отчего-то отказываете в этом праве мне.

Борислав молчал. Она видела полопавшиеся сосуды в его глазах, воспаленных от бессонницы и горя. Она знала, что у нее такие же глаза.

– Поставьте меня на землю. Право, вы ведете себя недостойно дворянина.

Дон медленно опустил ее и разжал хватку. Одновременно с этим Нильс шагнул назад.

– А теперь, поговорим как цивилизованные люди. – Луиза оправила куртку и волосы. – Я вижу, вам мало материальных доказательств в виде головы убийцы, которую вы, кстати, сами потребовали. Вы хотите большего. Чего? Смертей тех мужчин, что выполняли приказы моего братца? У них теперь новый главарь, а думать сами они так и не научились. Если собака укусит по приказу хозяина, наказывать нужно не ее, а человека. Этим человеком был Вендель. Теперь он мертв.

– Вижу, – проскрипел Борислав, глядя исподлобья. – Но этого мало.

Он двинулся вбок, обходя Луизу по кругу. Девушка повторила его движение, чтобы оставаться лицом к лицу.

– Рада, что видите, герр Милошевич, ведь я приложила для этого усилия, и немалые. Но, знаете, у вас с моим братом общий дефект – вы слепы. О, не спешите впадать в ярость, я сейчас все объясню. – Она махнула Нильсу, чтобы не приближался. – Если бы вы, мужчины, облеченные властью и амбициями, проводили переговоры, а не хватались в горячке за оружие, то смогли бы объединиться против общего врага. И сокрушить его.

– Я сотрудничал с твоей бандой, – рыкнул Борислав. – Чайка выбрала вас, чтобы разорить компанию Краузе, она предложила жене главаря иммунитет перед законом, когда все кончится.

– Закулисная игра хороша тем, что все ее участники находятся по одну сторону занавеса, – возразила Луиза. – Вендель не имел понятия, кому обязан удачными налетами. Вы и сами не хотели это афишировать. Так с чего вы удивляетесь внезапной нелояльности? Белый Дьявол попросту не знал, кому кланяться, как и его люди.

Борислав хмыкнул.

– В одном я тебе поверил – ты дочь своего отца. Язык подвешен как надо.

– Учитывая обстоятельства, не посчитаю это оскорблением.

У Луизы голова шла кругом от их странного танца, но страха не было. Она продолжила:

– И вы, герр Милошевич, и мой ублюдочный братец так и не разглядели гада, который разрушил ваши жизни, ваши семьи. Будь у меня такая армия, как у вас, я бы направила ее силы не на месть банде блохастых бродяг, изгнанных из собственного города, а на Мартинеса, который стравил вас с Белым Дьяволом, как двух безмозглых бойцовых петухов!

Борислав остановился, весь напружиненный, как для последнего броска. Нильс пригнулся к земле, как всегда это делал перед боем. Луиза сжала кулаки и усмирила прерывистое дыхание. Они втроем уже не обращали внимания на наемников, окруживших сцену на дне ущелья. Живая стена зрителей ограждала их от внешнего мира.

– Банда Фиеры первой нанесла удар, – заговорил Борислав. – Без предупреждения, без переговоров.

– Знаю. И это их главная ошибка. Но сейчас это уже не имеет значения. Вендель убит. Все, кто штурмовал Белую усадьбу, – убиты. Кровью уже уплачено за кровь. Можешь сейчас взять мою жизнь, если это умалит твою скорбь, но она так и не исчезнет полностью.

Она была в центре, прямая и тонкая, нетвердо стоящая на ногах. Ветер грозился опрокинуть ее, и девушка уже не поднялась бы. Луиза знала: одно неверное слово, и самообладание ее покинет.

И тогда она упадет на колени, будет кататься по мерзлой земле, рыдать и рвать ногтями лицо, как это делала Пилар у виселицы в Фиере. И умолять прикончить ее немедленно, ведь как можно жить с изрешеченным, истерзанным потерями и разочарованиями сердцем? Как не броситься с головой в пучину ненависти, где кровь обернется жидким оловом, а душа – пепелищем? Она чувствовала, как обрастает броней, на глазах отращивает ядовитые шипы, но метаморфозы эти разрывали ее на части. Останется ли хоть что-то человеческое под панцирем?