Геннадий Марченко - Возвращение [СИ]

– Лена, солнце, я не могу сейчас говорить, я тебе перезвоню.

Убрав телефон, он снова с участливым видом обратился ко мне:

– Извините, жена звонила… Так, а вы-то сами как считаете, какой сейчас год?

Как я считаю… Судя по обстановке, по внешнему виду сотрудников медучреждения, в конце концов, по мобильному телефону, это явно не тот год, в котором Сталин ещё живёт и здравствует. Поэтому озвучил единственно верный, на мой взгляд, вариант:

– Сейчас 2017-й.

– Ну вот видите!

Профессор, казалось, от нахлынувшего на него счастья пустится в пляс.

– Всё верно, 2017-й! Вы – Ефим Николаевич Сорокин, бизнесмен, после неудачного прыжка с не полностью раскрывшимся парашютом в тяжёлом состоянии попали в Центральный институт травматологии и ортопедии. В коме находились больше месяца. Сейчас же позвоню вашим родным, сообщу им радостную новость… Лиза, приглядите за больным, может, ему что-то понадобится, а я отлучусь на какое-то время.

В моём пересохшем горле стоял ком. Ну почему?! Почему всё так несправедливо устроено? Почему я не разбился? Или те 16 лет, вместивших в себя «Бутырку», Одессу, Варю, ГУЛАГ, Америку, Голливуд…. Неужели всё это было одной большой галлюцинацией, видениями, сопровождавшими кому?!! Да нет же, не может быть таких реалистичных видений!

– Вам плохо? – участливо поинтересовалась сестричка.

Она ловко вытерла марлечкой сползавшую по моей щеке слезинка.

– Ещё как, – сказал я и повернул голову к окну.

– Что-то болит?

– Душа болит… Можете поднять жалюзи?

– Конечно.

За окном виднелось серое небо и кусок соседнего корпуса.

– Какое сегодня число и месяц? – спросил я её, когда она снова села рядом.

– 21 сентября.

Ну да, практически месяц.

– У вас зеркальца нет случайно?

– Ой, здесь нет, я через селфи-камеру, если что, за собой слежу.

– Одолжите?

Блин, ещё бы вспомнить, как этим аппаратом пользоваться… Спасибо, сестричка подсказала. Увидев свою рожу, я уверился, что, несмотря на отросшую бородёнку, она принадлежала тому самому 36-летнему Сорокину.

Я вернул смартфон медсестре и обессиленно откинулся на подушку. Вот и всё! Больше я не питал иллюзий относительно того, что снова когда-нибудь увижу.

Дальше на всё происходящее я взирал отстранённо, словно зритель, пришедший на киносеанс. Родные, сын, друзья, коллеги по бизнесу, анализы, уколы, физиотерапевтические процедуры, разработка мышц, беседы с психологом… Все слилось в один бесконечный фильм. Я сам себе напоминал марионетку, которая механически выполняет все команды кукловода. У меня не было сил даже думать, и психолога – весьма миловидную женщину – это очень напрягало.

В ЦИТО я провёл ещё около месяца, после чего было решено отправить меня домой. Психолог посчитала, что в родных стенах мне было бы легче адаптироваться к прежней жизни. К тому же я уже мог самостоятельно передвигаться, хоть и с палочкой – сломанная в трёх местах левая нога стала короче правой на пять сантиметров.

Дома я и впрямь стал понемногу отходить, втягиваясь в ритм жизни. Реабилитация всё же медленно, но неуклонно брала своё. Я снова занялся делами своей фирмы, а к первому снегу я позволил себе недалёкие прогулки всё с той же тростью. Похоже, так и буду хромать до конца жизни. Какие уж тут парашюты и тем более рукопашный бой.

Но мысль о Варе и детях, в том числе внебрачном сыне от связи с Кэрол, по-прежнему не давала мне покоя. Я не без внутреннего трепета набил в поисковике «Кэрол Ломбард», и в Википедии прочитал, что самолёт, на борту которого она находилась, разбился в январе 42-го. Была замужем за Гейблом, но о детях никакой информации.

О Варе же я вообще не нашёл никаких данных. Конечно, вряд ли она дожила бы до этих лет, ей сейчас было бы… Ну да, вековой юбилей она бы уже отметила. Наверное, была возможность отправить запрос в одесский архив, но, поразмыслив, я всё же не стал этого делать. После событий 2014-го украинцы вряд ли с радостью кинутся помогать какому-то русскому, да и, если честно, было немного страшновато. Я боялся всколыхнуть в себе снова то щемящее чувство потери, от которого начал понемногу избавляться.

В этот хмурый ноябрьский день я наконец обратил внимание на свою одежду, в которой совершал прыжок 19 августа 2017 года. Для выписки мне привезли другую, а эта так и лежала в корзине для грязного белья, дожидаясь, когда её отправят в стирку. Взяв в руки джинсы, собрался закинуть их в машинку, но в последний момент мне показалось, что в правом заднем кармане что-то лежит. Я нашарил пальцами что-то плоское, похожее на тонкий картон, вытащил и неверящим вперился взглядом в изображение. Со старого чёрно-белого фотоснимка мне улыбались я образца весны 1953 года, Варя, Соня и Данька.