Алексей Борисов: Алтарь Святовита

Рудольф опустил руку с кистенем. Попавшийся противник искусно импровизировал. Дорогой доспех, шлем, украшенный позолоченными кабаньими клыками, красивое оружие – все это выдавало в нем знатного воина. Однако косые, явно дилетантские попытки поразить его топором понизу, сводившие на нет все выверенные годами его атаки – смущали. Неудобный противник. Разменять отрубленную ногу на жизнь новгородского рыцаря тевтонец не хотел. Вдруг под задние копыта коня Рудольфа свалился арбалетчик. Его коллега с противоположной стороны всадил болт аккурат в глаз, и кнехт, падая, ударил своим оружием по крупу коня тевтонского предводителя. Оказавшись слева от новгородца, Рудольф рассмотрел украшение на шлеме. На память пришли слова сожженного четверть века назад звездочета: «Смерть твоя на золотых клыках кабана».

«Как могут быть у животного золотые зубы?» – думал тогда Рудольф, бросая факел в просмоленный валежник. Но с годами, человек начинает относиться к пророчествам более серьезно. Предупрежден – значит, вооружен. До сего дня тевтонец обманывал судьбу. Не стоит искушать ее и сегодня.

– На копья вепря! ― отдал команду Рудольф из Касселя, крутанув напоследок кистенем, едва не задев шлем Якуновича.

Второй треффен пошел в атаку. Это была половина всего войска тевтонцев. Сбыслава вместе с оруженосцами оттеснили, а затем и вовсе окружили. С десятком ладожан, он как островок на речке, сопротивлялся напору, отдавая подмытые водой берега быстрому течению. Центр русского войска раскололся надвое. Отошедшая на переформирование легкая конница Бата Сухе сосредоточила стрельбу на прорвавшихся кнехтах, но все понимали, что с каждой минутой брешь увеличивается. В бой пошли раненые. Ильич вооружил их щитами, дабы те могли изображать еще одну линию русской обороны. К ним присоединились старики и отроки из обоза.

– Кирьян, Сема, ― обратился к своим людям Пахом Ильич, – поднимайте красный флаг, совсем тяжко стало. Простите меня, ребята, если что не так было. Ура! Бей гада! Вперед! Вперед! Новгород!

Дудки за спиной Пахома заиграли какую-то бесовскую мелодию. Старик, руководитель «оркестра», в медвежьей шкуре, вдруг сбросил ее и, удерживая свой посох двумя руками, стал крутить его над головой, издавая необычным музыкальным инструментом невероятный свист. Лошади, подгоняемые этим звуком, в несколько прыжков преодолели расстояние до противника и врубились в тевтонцев. Ильич за десяток секунд, как плуг, взбороздил ряды немцев и начал пробиваться к Сбыславу. Он даже не попал ни по кому мечом, когда ловушка захлопнулась. Полк, полностью лишившись командования, действовал уже как два разобщенных отряда. Пахома Ильича сдернули с лошади. Кирьян с Семеном смогли отбить своего боярина и, став спинами друг к другу защищали свои жизни. В десяти шагах от них бился Якунович. Михайло Сытинич удерживал левый фланг, сражаясь в первых рядах, обстановкой не владел. Его знамя смешалось с вымпелами немцев и несколько раз исчезало, но вновь поднималось. Лютая сеча шла, беспощадная и кровавая. Люди превращались в зверей, рычащих от убийства и кричащих от боли.

Гюнтер стал сбавлять темп своей лошади, когда со стороны княжеской дружины в воздух взмыли две стрелы с яркими лентами. Пурпурный цвет материи на снегу прекрасно виден, и прикинув расстояние до воткнувшихся маячков, Штауфен стал заворачивать наш отряд назад. Я успел заметить, как за нами устремилась конница Александра. Навскидку их было не более тридцати-сорока всадников. В блестящих золотом панцирях, с яркими лентами заплетенных в гривы лошадей, устрашающими личинами шлемов. Видимо, князь повел лучших воинов. Так как остальная масса, отставшая от них на пять корпусов лошади, имела и скакунов поскромнее ― чуть больше современного пони, и доспехи попроще ― стеганки с кольчужным полотном. Свои недостатки амуниции они с лихвой компенсировали громким боевым кличем. Конница с легкостью снесла жидкий заслон тевтонских кнехтов и врезалась в людскую массу ливов, эстов и прочего ополчения, собранного со всей северо-восточной части Ливонии. Навстречу Александру с левого фланга пошли в атаку дружинники Андрея. Не успев замкнуть кольцо окружения, русичи стали вонзаться в тыл неприятеля подобно остриям серпов, дробя людскую массу на отдельные очаги сопротивления. Если посмотреть на поле боя с высоты птичьего полета, то можно было заметить прописную букву «омега», где немцы оказались внутри. Буква напоминает еще одно изображение, не совсем приличное к произношению, но очень точно характеризующее положение тевтонцев. Для начавшего движения вперед второго треффена, более худшую ситуацию с фланговыми ударами новгородско-суздальской конницы придумать было проблематично. Развернуть ряды для противостояния невероятно сложно, развивать мнимый успех, развалив центр новгородцев – приведет к вырезанию всего войска, и опытный Рудольф решил пожертвовать ополченцами. Кнехты обступили оставшихся в живых братьев-рыцарей, построив шилтрон. «Измена» не кричали, но как расценить действия дерптского епископа, не спешащего на помощь? Пока наиболее боеспособная часть тевтонского войска строилась для защиты, ополчение земгалов, находившееся в арьергарде второго треффена, стало покидать поле боя. Последовав за своими предводителями, сидящими верхом на лосях, они задали вектор движения всей чуди. Латгалы, наиболее пострадавшие от конницы суздальцев, в панике бросились за ними. Организованное отступление вскоре превратилось в беспорядочное бегство.