Николай Васильев: Похождения поручика Ржевского [СИ]

1) Жалованную грамоту Екатерины 2-й на возведение в потомственное дворянство коллежского асессора Ивана Городецкого, жителя Городецкого уезда Нижегородской губернии (копию, видимо)

2) Копию метрики о рождении Максима Городецкого от родителей Федора Ивановича Городецкого, потомственного дворянина Городецкого уезда Нижегородской губернии и Ольги Николаевны Милютиной, мещанки Городецкого уезда

3) Проезжую грамоту от Нижнего Новгорода до Москвы и Санкт-Петербурга на имя Максима Городецкого, потомственного дворянина Городецкого уезда.

4) Свидетельство, выданное Максиму Городецкому об окончании Нижегородской гимназии в 1828 г. (с перечнем оценок).

Скользнув взглядом по оценкам, попаданец приметил "удовлетворительно" в графе "французский язык" и подивился предусмотрительности своего благодетеля. "Надо будет срочно им заняться, а то погорю, — решил он. — Тем более что без знания французского в России сейчас дворянином быть не можно".

Выйдя за дверь, он обнаружил, что она действительно ведет теперь в типичный гостиничный коридор. Хмыкнув, он пошел на просвет и вскоре вышел к лестничному пролету, с которого осмотрел открывшуюся внизу большую комнату. На переднем плане была дверь, к которой спускалась лестница, несколько кресел и, разумеется, фикус — с вешалкой возле него. А в глубине комнаты стояли столы, обставленные стульями — по четыре возле каждого. Дверь в дальнем торце комнаты была открыта и через нее два половых (пареньки с фартуками) только что внесли большой фаянсовый горшок с едва заметным парком из-под крышки. "Суп или щи" — решил попаданец и начал спускаться к креслам, на одном из которых он приметил газету. В этот же момент входная дверь открылась и в нее вошел пестро одетый толстячок-бодрячок, который ловко взял газету и плюхнулся в кресло.

— Э… — только и успел сказать наш герой и отдернул протянутую было руку.

— Вы что, сударь, тоже хотели почитать перед обедом? — живо спросил абориген.

— Типа того, — брякнул попаданец.

— Ловко сказано! — заулыбался толстячок. — Типа того! Коротко и ясно. Если хотите, возьмите, я после обеда почитаю.

— В принципе и я после обеда могу, — промямлил "герой".

— Нет, нет, — запротестовал бодрячок. — По вам сразу видно, что вы не москвич, а просто проживаете в этой гостинице. Так что я обязан вам уступить по законам гостеприимства. Также я обязан представиться: Хохряков Илья Ефимович, замоскворецкий мещанин.

— Максим Городецкий, потомственный дворянин, — вяловато ответил попаданец.

— О-о! — воскликнул Хохряков. — Потомственный — это здорово! Это вам не личное дворянство! А в какой губернии сложилось ваше потомство?

— В Нижегородской.

— Знатная губерния! Это не Тамбовская или Саратовская, а огого! Можно сказать, сердцевина Отчизны нашей!

— Сердцевина здесь, в Москве, — возразил сочинитель.

— Это само собой. Но на слиянии Волги и Оки тоже! Питер же явная окраина! Чухония!

Тут попаданец притормозил знакомство и посмотрел на бодрячка с некоторой задумчивостью. Тот моментально сориентировался и вскричал:

— Но так было надо! Петр Великий знал, что делал! И вот теперь мы говорим с Европой на равных! Но я мешаю вам читать. Удаляюсь, удаляюсь!

И бодро засеменил к одному из столов.

Газета называлась "Московские ведомости" и была издана 12 мая 1835 г. Спотыкаясь на ятях и ерах Городецкий (пора называть попаданца так) пробежал глазами первую страницу (одни официальные сообщения), вторую (пустоватые городские новости пополам с рекламой), третью (новости европейские и мировые и тоже что попало — например, что в Германии возле Нюрнберга строится первая железная дорога длиной в милю, а на Луне астрономами обнаружена растительность!), а на четвертой подзадержался: здесь традиционно для российских газет печатали самое интересное. В частности, он прочел толковую статью "Памяти Вильгельма Гумбольда", написанную И.И. Давыдовым, профессором МГУ, в которой он кратко разбирал его теорию "духовного индивидуализма" и проводил параллель с Кантом. Начал было еще читать басню Крылова "Волки и Овцы", но тут прозвучал гонг, призывавший, видимо, к обеду и Городецкий отложил газету.

Столовая была уже почти заполнена. Максим хотел было сесть за стол к Хохрякову, но тот уже вел оживленный разговор с соседом, одетым ему под стать, да и места за их столом свободного не было. К тому же попаданец заметил, что публика в столовой фактически разделена: в ближней и большей части разместились, вероятно, мещане, а дальняя отведена дворянам, одетым подобно ему. Он двинулся туда и половой с поклоном указал ему место напротив женской пары, только что севшей за стол. Максим посмотрел на них пристальней и решил, что это мать (лет 35-ти) и дочь (в дивной поре цветения, то есть 16–18 лет).