Андрей Акулов - Панголин. Тайна бога

«Ступай, сын мой, в Мироград. В библиотеке возьми книгу заветов Мироноса, там есть карта с указанием точного места захоронения, – сказал священник. – Я буду молиться за тебя. Будь верен богу и поступай так, как велит сердце, ибо через него говорит с тобой создатель. Благословляю тебя в нелегкий путь!»

Перед глазами возникла карта. Грэм увидел Подгор, Кишкияку, текущую на юго-восток, горы, равнины. На севере стояла отметка проклятого города, на востоке – сплошные болота. За ними начиналась горная гряда. На ней был нарисован расправивший крылья орел, а под ним черная точка – это и была его цель. Что было в этой книге? Какая тайна скрывалась от людей? Неистовое стремление двинуться в путь овладело панголином.

«Нет! – Грэм встрепенулся. – Отец Иаков ошибся! Я не достоин!»

«Сатана! Еретик!» – грозно прозвучал голос Мироноса.

Это был приговор. В Божьих Землях только подозрение в ереси – уже тяжкий грех. За несчастного тут же берутся чистильщики и обычно они выводят еретика на чистую воду. Мало кто выдерживает пытки. А тут сам Миронос бросил обвинение.

«Сатана! Еретик!» – не унимался голос.

Панголин поднял голову, перекрестился и зашептал:

– Господи Миронос всемогущий, помилуй отца Иакова и дай мне силы впредь не ошибаться и следовать только путями Твоими.

Несколько камешков прилипли к покрасневшему лбу, но Грэм не чувствовал этого. Им овладела тупая ярость. Он встал, обхватил холодные прутья решетки и рванул изо всех сил – тело дернулось, как от удара молнии. Руки беспомощно повисли. Он отошел вглубь и зашептал:

– Господи Боже, прости меня грешного, дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить. Мужество изменить то, что могу. И мудрость отличить одно от другого.

За стеной зазвенели колокола. Наступило время дневной молитвы. Грэм сложил ладони вместе и рухнул на колени. Стражники встали на специально приготовленные коврики для молитв. Заерзали соломой соседи по камерам. Зашуршали по норам и углам невидимые обитатели подземелья.

Утренние, дневные и вечерние обязательные молитвы ставили людей на колени, а всевозможным городским тварям давали несколько минут свободы. Никто не мог в это время помешать набегу мелких разбойников: тяжкий грех падал на того, кто смел нарушать молитву. Городская живность давно научилась пользоваться этим, и в несколько богом отведенных минут паразиты просто нагло грабили и тянули в свои норы все, что могли найти. Как говорили в народе: людям – духовность, тварям – хлеб.

С колокольни храма священник затянул молитву. Ему ответил невнятный шум человеческих голосов на улице и в тюрьме. Каждую строку они произносили на одном дыхании, а на последнем слоге поднимали руки к небу, набирали воздуха, и вновь опускались в смиренном поклоне. Соседи по камерам тоже усердно молились, но особенно старался еретик. То ли он издевался, то ли очень сильно не хотел на костер. А скорее всего и то и другое.

Рядом сверкнула золотом спина таракана. Как минимум двое насекомых уже изучали солому. Они особо не стеснялись и переворачивали все вверх дном. Тюрьма и для тараканов место не сытное.

Резко оборвался далекий голос. Зашуршали одежды – люди осеняли крестами свои грешные тела. Мигом исчезли усатые паразиты. И через секунду мир вновь пришел в движение.

Грэм растянулся на полу. Мягкая солома предлагала крепкий здоровый сон, но на этот раз спать он не собирался. Мысленным взором прошел по телу с ног до головы и расслабил каждую мышцу. На это ушло несколько минут, и в итоге не осталось ни единого напряженного участка. Руки и ноги уже не ощущались, словно их не было вовсе. Панголин впал в глубокое всеобщее расслабление, буквально растекся по полу как талый снег. Каждая мышца тела отдыхала. Только сознание он не отпускал в свободный полет. Перед глазами образовалось черное пространство пустоты, в котором начинали проявляться размытые образы – вначале неясные, быстро исчезающие видения, но вскоре картина застыла, и он абсолютно точно, в мельчайших подробностях увидел решетку своей камеры. Постепенно в центре груди стал завязываться напряженный узел. Грэм медленно свел внутренний взор к переносице и даже глубже – в мозг. В ушах загудело и сжало голову пушистыми тисками. Напряжение в центре тела усилилось. Перешло в боль. В судорожные спазмы. Тело задрожало, подалось вперед, и панголин сел – зрение тут же прояснилось, боль исчезла.

Комната осветилась мягким тусклым светом. Грэм встал одним движением словно воспарил. Обернулся: там, на куче соломы, мирно спал он сам.