Владимир Романовский - Хольмгард

Он встал на колени на ложе, пригнулся, раздвинул ей ноги чуть шире, и велел:

— Тужься. И дыши. Ну же.

— Ай! — вскрикнула Ингегерд.

— Не кричи, а дыши.

— Больно!

— Знаю, но ты терпи.

— Очень больно. Хелье, милый, это страшно очень.

— Совсем не страшно. Очень больно, но от этой боли ты не умрешь. Обещаю. Дыши. Так. Тужься. Нажимай. Сильнее. Еще.

Схватки участились, и Ингегерд слегка попривыкла и больше не вскрикивала.

За дверью Ярослав, прихрамывая, метался перед стоящими и глядящими на него.

— Имя! — сказал он. — Надо дать ребенку имя. Моему ребенку нужно имя. Ну, что ж. Сделаем так. Нарушим традицию, сделаем новую.

— Князь, — заметил Гостемил. — Ты не переживай так.

— Да уж, — поддержал его Жискар. — Ты успокойся.

— Да ну вас! Новая традиция будет. Не будем больше давать старые имена, а потом крестить под другим именем. А то получается ни то, ни се. Дадим ему сразу библейское имя. А?

— Не думаю, что народу это понравится, — возразил Гостемил. — Это постепенно надо приучать.

— А мне-то что, понравится ему или нет. Привыкнут! Итак… Библейское имя первенцу. Адам. Нет, глупо. Иеремия. Авраам. Нет. Как звали евангелиста, который… хмм…

— Маркус, — предположил Жискар.

— Нет, другого.

— Лукас.

— А как это по-славянски?

— Лука, — сказал Гостемил.

— Лука? Ничего, звучит хорошо. Почти славянское имя. А еще есть тут такой Лука Жидята, умный парень, из славян самый лучший богослов, пожалуй, хоть и молод очень. Нет, все равно не нравится. — Он хмуро посмотрел на Гостемила. — Хелье говорит, что ты Марьюшку просто охранял, к делам ее отношения не имеешь.

— Ну раз Хелье говорит, так надо верить, — заметил Гостемил.

— Ладно, ладно, не язви, Гостемил, не до того. Тебе какое имя в крещении дали?

— Илья.

— Илья? Илья… Нет, тоже не годится. Некрасивое.

— Почему же это? — возмутился Гостемил. — Хорошее имя. Илья-пророк такой был.

— Я тоже Библию читал, — отрезал князь. — А имя некрасивое. Так. Э! А как же по-славянски Предтечу зовут?

— Предтечу? — переспросил Гостемил.

— Иоаннес Бапто… Креститель! Ну же. Ну?

— Иоанн, наверное, — предположил Гостемил.

— Точно, Иоанн. Вот! Вот оно. Хорошее имя. Так и назовем. Что там Хелье делает!

Ярослав метнулся к окну, потом обратно к двери, и у него заныло, засаднило, и заболело колено. Он сжал зубы. Жискар и Гостемил увидели, что он бледнеет, и оба подались к нему.

— Ничего, ничего, — сказал князь, согнувшись и держась за колено. — Сейчас, сейчас. А, хорла, ну и болит же! Отойдите от двери. Отойдите.

Они расступились.

— Ежели кто подойдет и хоть раз в дверь попытается стукнуть, — сказал Ярослав, — рубите его и выбрасывайте вон в то окно. Чтобы никакого шума. Пожалуйста. И вы сами стойте…

— То лекарь был, — объяснил Жискар.

— Молчи!

Ярослав толкнул дверь, впрыгнул на одной ноге в спальню, и…

— Тише там! — крикнул Хелье от ложа.

Ярослав осторожно прикрыл дверь и, морщась от боли, прохромал к ложу.

— Как ты там? — спросил он, наткнулся на сверд Хелье, лежащий на полу, поскользнулся, припал на руку. Лицо его полиловело, но он не издал ни звука.

— Жми, Ингегерд, жми! — сказал Хелье твердо. — Давай же, дура, вот же… вот же… вот оно. Князь, не опрокинь там бочонки. Давай… есть! Еще жми!

Показалась голова. Князь смотрел на происходящее, забыв о боли.

— Все идет прекрасно! Жми давай! — командовал Хелье. — Еще, еще! Молодец! Еще… листья шуршащие…

Князь следил, как Хелье что-то потянул, как-то изловчился, стоя на коленях перед расставившей ноги Ингегерд, наклонился на бок, неестественно выгнул плечи, и вдруг плавно распрямился, держа в руках что-то очень маленькое и красное. Еще изловчившись, одной рукой он вынул из сапога нож, сморщился, закусил губу, задышал звучно носом, и перерезал пуповину. Бросив нож на пол, он перевернул существо в руках, примерился, и шлепнул слегка розовую мякоть двумя пальцами. И еще раз. Мякоть вдруг издала какое-то совсем тоненькое верещание. И зашлась плачем. Славянским.

— Держи, князь, — сказал Хелье, — только осторожно. Сейчас мы эту гадость обмоем.

Князь, раскрыв глаза очень широко, взял гадость и заглянул гадости в лицо, и вдруг сказал:

— Но это же девочка.

— А у меня другие не получаются, — сообщил Хелье. — Нужно было о повитухе вовремя думать. В следующий раз подумаешь, может и будет мальчик.

— А? А? — спросила Ингегерд.

— Дай ей подержать, — сказал Хелье. — Дай, только осторожно. Мордочкой вниз. Вот, правильно. На грудь ей клади. Ишь, какую отрастила. Правее. Прямо на сосок.