Уилбур Смит - Крик дьявола

Двенадцать судов, пятнадцать тысяч человек при том, что существовала угроза появления «Блюхера», — тот мог вынырнуть из-за горизонта в любой момент, сверкая своими длинноствольными девятидюймовыми орудиями. От этой мысли у него по коже пробежал холодок. Вскочив со стула, он подбежал к левому поручню мостика и окинул взглядом караван судов.

Вблизи тащилось одно из них. Там на юте играли в крикет. Он видел, как здоровенный, бронзовый от солнца южноафриканец, одетый в одни шорты цвета хаки, взмахнув битой, нанес удар, и до него долетел звук щелчка по шарику. Взмыв ввысь, шарик с тихим всплеском упал в океан.

— О, какой замечательный удар, сэр! — радостно захлопал в ладоши стоявший рядом с капитаном лейтенант.

— Здесь вам не закрытый королевский клуб, мистер Паркинсон! — рыкнул капитан эсминца. — Если вам нечего делать, я найду для вас занятие!

Лейтенант обиженно удалился, а капитан вновь окинул взором цепь судов.

— О нет! — простонал он. — «Третий» опять задымил. — С самого момента отплытия из гавани Дурбана «третий» периодически напоминал курящийся Везувий, словно нарочно дразня наблюдателей с «Блюхера».

Капитан потянулся к мегафону, готовый, поравнявшись с «третьим», высказать тому все нехорошее, что он о нем думает.

— Хуже детского сада. Они меня добьют. — И, приблизившись к «третьему», поднес мегафон к губам.

Торчавшие вдоль поручня пехотинцы радостным эхом откликнулись на его красноречие.

— Идиоты. Посмотрим, как они обрадуются, если появится «Блюхер», — проворчал капитан, вновь пересекая мостик, чтобы посмотреть на запад, где сразу за горизонтом тянулось побережье Африки. — Дай Бог сил «Ринаунсу» и «Пегасу». — Он вкладывал в свое пожелание пылкие искренние чувства. — Господи, помоги им выстоять против «Блюхера». Ведь если он прорвется…

— Бесполезно, Буана. Они не пойдут, — доложил сержант аскари младшему лейтенанту Прусту.

— А в чем дело? — строго спросил Пруст.

— Они говорят, кораблем завладели злые духи, и сегодня они туда не пойдут.

Пруст окинул взглядом сборище темнокожих людей. Они с мрачным видом сидели среди хижин и пальм, кучками и поодиночке, угрюмо съежившись под своими накидками, так что их лиц не было видно.

Два моторных катера ждали на илистом берегу острова, чтобы перевезти их на «Блюхер» к рабочим местам. Команды катеров — немецкие матросы — с интересом наблюдали за происходящим — эдаким глухонемым бунтом, и лейтенант Пруст прекрасно сознавал, что находится в центре их внимания.

Пруст был в том возрасте, когда вера в собственную проницательность подкрепляет уверенность в себе, а с лица никак не сходят юношеские прыщи.

Другими словами, ему было всего девятнадцать.

Он нисколько не сомневался, что туземные старейшины решили так вести себя лишь для того, чтобы вызвать его замешательство. Это была прямая и непосредственная попытка подорвать его авторитет.

Подняв правую руку, он поднес ее ко рту и стал в напряженной задумчивости грызть ногти. Острый кадык, двигался, словно подыгрывая работе челюстей. Внезапно осознав свои действия — это была дурная привычка, от которой Пруст пытался отделаться, — он резко отдернул руку от лица и заложил ее вместе с другой за спину, добросовестно подражая капитану Отто фон Кляйне — человеку, которым он в высшей степени восхищался. Пруста здорово обидело, когда лейтенант Киллер грубо высмеял его просьбу позволить отрастить бороду, как у капитана фон Кляйне.

И вот теперь, опустив голый подбородок на грудь, Пруст принялся мрачно расхаживать по небольшому пятачку на илистом берегу. Сержант аскари в окружении своих людей покорно ждал, когда лейтенант примет решение.

Можно было, конечно, отправить катер на «Блюхер» за комиссаром Фляйшером, поскольку на самом деле это была его, комиссарова, шори (на манер заправского «африканера» Пруст стал употреблять в своей речи диковинные словечки на суахили). В то же время он понимал, что вызов Фляйшера означал бы признание собственной несостоятельности в сложившейся ситуации. Комиссар Фляйшер наверняка бы стал потом по этому поводу язвить, в последнее время тот и так не упускал случая понасмехаться над Прустом.

— Нет, — решил лейтенант, вспыхивая настолько, что красные пятна на коже стали менее заметными, — эту жирную деревенщину я звать не буду. — Остановившись, он обратился к сержанту аскари. — Скажи им… — начал было он, но его голос стал предательски срываться на визг. Подкорректировав тембр, Пруст придал голосу грубоватости и продолжил на более низких тонах: — Скажи им, я буду считать это очень серьезным проступком.