Дмитрий Селин - Судьба наизнанку

Олега призвали в ряды уже в начале сентября, не дав отгулять положенный молодожёну медовый месяц. Почти десять дней он успел пробыть в сладком плену законной жены, как вечером девятого сентября получил повестку из военкомата. Не в почтовый ящик, привычным в преждепрошедшие времена порядком, а лично из рук обмундированного по уставу курьера. Расписавшись в получении и выслушав краткое, но настойчивое пожелание «не динамить и не затягивать», он вернулся к увлечённо занимавшейся зимними заготовками Веронике. На просторной кухне было не провернутся от расставленных трёхлитровых банок, ящиков с яблоками, огурцами, помидорами и прочими плодами чернозёмной земли, вплоть до фейхоа и патиссонов. Роль Олега во всем этом продуктовом марафоне была сугубо подсобная, заключавшаяся преимущественно в закатке банок многоразовыми крышками и транспортировке полученных продрезервов в очищенный от всякого холостяцкого барахла встроенный шкаф прихожей.

– Кто приходил? – обернулась к Олегу жена и тихо охнула, увидев зажатый в руке бланк повестки.

Поставив всё-таки последнюю пустую банку на стерилизацию, она бросила прихватки на пол и за два шага оказалась в объятиях стоявшего у открытой кухонной двери мужа.

– Ну, вот, – он постарался сказать эти слова как можно спокойнее, – призывают. Явиться завтра к девяти утра в районный военкомат.

Вероника ничего не сказала, спрятав лицо на широкой груди. После короткой паузы, показавшейся Олегу немыслимо длинной, она подняла голову. Слёз и прочего выражения слабости не было, лишь в серых глазах затаилась хорошо скрываемая от мужа печаль.

– Завтра, значит. Да, быстро закончился наш медовый месяц.

– Ты сядь, сядь, не волнуйся, – несколько суетливо произнёс Реутов, осторожно продвигаясь в обнимку с женой в сторону ближайшего табурета, – насколько я в курсе, резервистов-спецов призывают по милиционной системе.

– То есть, – постарался развеять невысказанные опасения Вероники Олег, – может, я в армию как на работу ходить буду, а ночевать дома. Ну, в крайнем случае, на неделю отбывать в расположение, а все выходные проводить с семьёй.

Вероника, не отрывавшая всё это время взгляда от мужа, двумя пальчиками вытащила зажатую в ладони Олега повестку.

– Не знала, что ты у меня спецрезервист, – сделала вывод после внимательного изучения бумажного квадратика Вероника, – здесь про это ничего не написано. Только твоя фамилия и адрес военкомата.

– А зачем про это писать? – удивился Олег, – и так понятно.

Он для пущей надёжности даже стал загибать пальцы.

– Во-первых, повестку принесли мне, уже отбарабанившему. Во-вторых, принёс её мне сержант, сразу под роспись. Журнал, где я расписывался, со штампом городской комендатуры, что знаешь, весьма редкое для нашей армии явление. В-третьих…

– Достаточно, – узкая ладонь легла на грудь Олега, – я понимаю. Закончим с консервированием и пойдем, прогуляемся. Под ручку.

Она улыбнулась, но в последний момент губы её слегка дрогнули.

– Заседание трибунала объявляется открытым и непрерывным до вынесения соответствующего решения, – Николай, сказавший слегка поднадоевшую за последние месяцы фразу, быстро расписался в «шапке» протокола и передал его Алексею. Пока два оставшихся «трибунала» визировали соответствующим образом размеченный лист формата А4, он раскрыл лежащую перед ним папку в твёрдом картонном переплёте и углубился в чтение представленных доказательств.

Алексей, расписался, так же, как Меркушев, поставил время рядом с расшифровкой и протянул лист третьему действующему лицу – зам. Департамента информации областного правительства, ранее известному харьковскому адвокату, Анатолию Борисовичу Хорману. Классическому, так сказать, представителю племени юридических защитников и консультантов – коренастому, лысоватому, с брюшком, вальяжному господину сорока пяти лет от роду в хорошо сшитом костюме. Не заглядывая в паспорт и родословную, можно с первых минут знакомства с уверенностью сказать, что папа его – юрист. Возможно, не в одном поколении.

Хорман буквально выхватил из рук Мишина протокол и со вкусом, медленно, расписался. Алексей с любопытством смотрел, как под паркеровским пером вытанцовывается изящно размашистая, многоуровневая и занимающая всё отведённое ей место подпись. «И не лень ему такие вензеля выводить?» подумал Мишин, наблюдая за почти моментальной каллиграфией.