Владимир Свержин - Башни земли Ад

— Впрочем, всего остального тоже нет, — хмуро отозвался Камдил.

— Может, это… Ну, чума на все тутошние дома?

— А тела куда делись?

— Собаки съели. А кости зарыли на черный день.

— Очень смешно. Должен заметить, друг мой, что самый настоящий «черный день» у них бы наступил аккурат в момент перехода на такую, с позволения сказать, диету.

Сейчас Лис проснулся, вскочил на ноги, достал из лежащих в изголовье ножен меч и с тревогой отметил, что Вальдара рядом нет.

— Ядрен батон! Вот ни хрена ни разу не поверю, что он за сигаретами побег.

Поспешно одевшись, Сергей выскочил во двор. Давешний пес, увидев подателя земных благ, радостно завилял хвостом. Звук голосов, который слышался еще из дома, теперь раздавался более отчетливо.

Сергей отыскал щелку в тесовых воротах и глянул на улицу. Возле забора, беседуя с незнакомым аборигеном, стоял Камдил. Среди низкорослого местного населения Вальдар с его неполными шестью футами роста считался человеком высоким. Но собеседник его и вовсе выглядел гигантом. Выражение лица местного жителя было хмурым, почти угрюмым. Но враждебности не чувствовалось. Мужчина был хорошо в годах, однако, по всему видать, чрезвычайно силен. Вот только самодельный костыль, на который он опирался при каждом шаге, придавал громоздкой фигуре отпечаток горькой обиды на весь мир.

— А что, дед, немцы в селе есть? — вместо «здрасьте» спросил Лис, появляясь из-за ворот.

— Никого нет. Я есть.

— Шо ты говоришь?! Один во всех домах по очереди? А прочих ветром сдуло?

— Погоди, Лис, — остановил его Вальдар. — Он говорит, что народ ушел на какой-то праздник Ардуинари. Не знаю, что это означает, но Ардуинари у древних галлов — аналог Артемиды, богини охоты.

Камдил перешел на русский язык, чтобы не смущать хмурого аборигена, раздосадованного как незваными гостями, так и собственной малой подвижностью, помешавшей принять участие в празднике.

— Собственно, название «Арденны» происходит от имени этой богини. Вероятно, среди местных охотников ее культ сохранился по сей день.

— То-то он бирюком смотрит, — отозвался Лис. — Капитан, я вот шо подумал. Ежели родичи этого бедолаги такой же комплекции, как и он, так лучше пусть будут сборы недолгими, потому как хрен их знает, какими мухоморами они на своих праздниках догоняются. Еще примут нас за шпионов инквизиции, и поляжем мы в неравной борьбе с языческим мракобесием, шо та академия изящных искусств в битве за урожай.

— Уезжайте, — без злобы, но с угрюмой безапелляционностью произнес хромоногий страж диковинного селения. — Приедут — не поздоровится.

Он смерил Камдила внимательным взглядом, задумчиво проговорил:

— Хотя… — Но тут же оборвал себя: — Уезжайте.

— Куда ехать, хозяин! — всплеснул руками Лис. — Дорога, как драконий хвост, того и гляди, шею свернешь.

— Дорога — потом, — опираясь на костыль, повернулся спиной неразговорчивый селянин. — Сейчас не ездят. Дижон там.

Дижон бурлил. Приезд Анны Венгерской произвел на герцогскую столицу такое же впечатление, как сейчас бы высадка инопланетян на центральной площади. Конечно, резиденция повелителей Бургундии, этих почти королей, не впервой принимала высоких гостей: и монархов, и папских нунциев, а уж о купцах, менестрелях и прочих жонглерах и речи-то нет.

Но увидеть своими глазами красавицу-принцессу съезжались отовсюду. Не то что из Парижа, но даже из Тулузы. Анна и впрямь поражала взоры праздных зевак и благородных рыцарей, собравшихся на турнир, объявленный герцогом Жаном Бесстрашным. Тонкий стан ее был окутан драгоценными мехами, неведомые европейцам благовония наполняли воздух запахом жасмина и алого цветка, именуемого «гюль».

Она ступала по расстеленным для нее персидским коврам в легких сандалиях с загнутыми носами, и бургундские модницы, затаив дыхание, следили за каждым ее шагом. Модники и вовсе не знали, на что раньше смотреть: то ли на расшитые бисером туфли, то ли на тонкие лодыжки, если те случайно выглядывали из-под платья.

Герцог изощрялся, придумывая все новые празднества, чтобы потешить гостью, устраивал охоты и пиры в честь ее прекрасных глаз. Глаза и впрямь были прекрасны: почти черные, миндалевидной формы, с длинными, удивленно загнутыми ресницами. На тонком лице принцессы они казались просто огромными и притягивали, заставляя смотреть, не отрываясь, забывая обо всем. Пожалуй, единственной, кто, казалось, не был в восторге от приезда в Бургундию экзотической красавицы, была ее двоюродная сестра Мария. Со сдержанным раздражением она наблюдала за чересчур явными знаками внимания «милой кузине», которые, не скупясь, оказывал ее супруг. Но житейская мудрость подсказывала ей, что лучше не перечить воле своенравного мужа. Тем более что в ее пользу говорили груды счетов, ежедневно доставляемых в герцогскую резиденцию, да и Анна, с приветливой улыбкой принимавшая ухаживания, казалось, оставалась холодна и неприступна.