Евгений Токтаев - Тени надежд

– Серебро? – переспросил Антигон, – откуда?

– Это царская казна, – ответил Птолемей, – вернее, ее часть.

– Вы, что, похитили ее?!

– Не всю, – усмехнулся Гарпал, – всю воровать слишком рискованно. Здесь сорок талантов из тех шестидесяти, что царь взял в поход.

– Сорок талантов?! – лицо Антигона вытянулось от изумления, – и Парменион не хватился пропажи?

– Судя по всему – нет. Раз мы еще живы. Те сундуки, которые он тащит в Македонию, почти не облегчились. Филипповы полновесные золотые статеры там только сверху, а под ними свинцовые снаряды для пращей. Ну, кое-где просто камни навалили.

Стратег хотел возмутиться столь наглым грабежом, но вовремя опомнился. А почему, собственно, царская казна должна доставаться Пармениону?

Сорок талантов серебра... Антигон заглянул в смеющиеся глаза Птолемея и понял, что уже не очень хочет присягать новоявленному царю. Гарпал, звякнув ключами, отпер ближайший сундук. В тусклом свете факела блеснули новенькие тетрадрахмы с профилем Александра.

– Зачем вы их в подвал стаскали? Не вечно же в Лампсаке сидеть. А если придется быстро убираться отсюда? Как такую тяжесть наружу быстро вытащишь?

– Надежнее тут, – сказал Гарпал, – меньше глаз и разговоров.

– Кто еще знает?

– Немногие, – ответил Птолемей, – Селевк, Леоннат, Неарх. По очереди охраняют.

– Больше никто? Не доверяете товарищам?

– Не доверяем, – согласно кивнул Гарпал.

– Пердикка тоже не знает? Он же вроде у вас тут главный.

– Ты у нас главный, Антигон, – нарушил молчание Селевк, покосившись на Птолемея.

Тот и ухом не повел.

– Мутит чего-то Пердикка, – сказал Гарпал, – мечется. И то ему надо и это. К Пармениону не хочет, хочет к Антипатру, к Олимпиаде поближе. Все надеется на что-то. Уж два года прошло, как голубку нашу замуж выдали, а он все вздыхает. Думает, Олимпиада ему Клеопатру отдаст. Ага, только все и ждали худородного любовничка с распростертыми объятьями.

– Из-за Клеопатры? – Антигон поскреб подбородок, – ну, он не совсем дурак. Я бы сказал, что сейчас высока вероятность того, что Олимпиада уберется в Эпир. С Парменионом ей точно нечего ловить. Если Пердикка хочет быть при Олимпиаде... Логично рассуждает, коли так. Ну, с недоверием понятно. Он эти деньги царице-матери с поклоном поднесет, только бы ему дали, чего вожделеет.

– Вот и мы так рассудили.

– А Гефестион? – Антигон посмотрел на Птолемея, – кстати, ты ни разу не упоминал его. Где он?

Птолемей посерьезнел.

– Рядом с царем.

– С Парменионом?.. – удивился стратег и осекся, поняв, что означали слова Лагида.

Гарпал покачал головой.

– Мы собирались отвезти Александра в Илион, похоронить рядом с курганом Ахилла. Он бы хотел этого. Но пехота воспротивилась. Что им какой-то Ахилл... – мрачно сказал Птолемей, – Прах Александра должен упокоиться в Эгах, в гробнице царей. Костер сложили больше, чем у Филиппа. Гефестион лично возложил тело царя на вершину, а спускаться не стал. Достал меч и...

– Понятно...

– Урну с прахом Парменион забрал с собой. Но внутри не только прах Александра, они там оба. И в Аиде не разлучатся.

Некоторое время все молчали, рассматривая сундуки, потом стратег поднял глаза на Гарпала.

– Ты сказал, что золото оставили Пармениону. Почему не серебро?

– Это очень интересный вопрос, – вместо казначея ответил Птолемей.

– "Филиппики" серебром по весу оцениваются, как один к двенадцати, – объяснил Гарпал, – его, Филиппа, серебром, не афинским. Александр отчеканил свои тетрадрахмы немного тяжелее. Понимаешь?

– Нет, – совершенно искренне ответил Антигон.

– Эти монеты, – Гарпал зачерпнул горстью несколько блестящих кругляшей, – дороже эллинских, тех, что мы заняли в храмах и у богатейших ростовщиков Афин и Коринфа. Заемные деньги мы потратили, а свою чеканку приберегли. У персов монета золотая. Мы рассчитывали на то, что когда возьмем все сокровища Азии, золото упадет в цене.

– А серебро вырастет! – подхватил Птолемей, – теперь понял?

Антигон медленно кивнул. До него действительно начинало доходить, куда ведут эти плуты.

– Но мы не взяли сокровища Азии, – сказал стратег.

– А вот тут возникает самый главный вопрос, – хитро прищурился Лагид, – чего ты хочешь, Антигон?

Первым ее заметил, разумеется, проревс триеры Морской стражи, что курсировала между Пиреем и островом Эгиной, охраняя Саронический залив от пиратов, никогда не переводившихся в водах Эгеиды, особенно в непосредственной близости от таких торговых гигантов, как Афины и Коринф. Длинный силуэт на горизонте сразу привлек внимание впередсмотрящего, и патрульная триера немедленно отклонилась от курса, повернув на восток, навстречу неизвестному, явно военному кораблю.