Дмитрий Шатилов - Нф-100 - Изобретатель смысла

Сборы, вопреки ожиданиям, заняли немного времени. В большой кожаный чемодан, порядком облезший от бесконечной смены хозяев, Гиркас побросал, не глядя, чистые рубашки и носки, прикрыв их сверху брюками канареечного цвета и костюмом, подаренным дядей на совершеннолетие.

- Ну вот, - вздохнул он. - Конкас, ты скоро?

- Почти всё, - отозвался Конкас. Давным- давно, будучи официально мёртвым, он решил, что не вправе отказываться от тех полезных вещей, что материковые конгары кладут в могилы, и с радостью присвоил себе прочную рубаху и штаны из волокна йоли, которые надевал по большим праздникам. Помимо одежды, в его посмертное снаряжение входил набор посуды и церемониальное оружие конгар - рикайди . Всё это он сейчас, пыхтя, втискивал в походный рюкзак. Глядя на холодный блеск рикайди , Гиркас поймал себя на мысли, что никогда не видел это оружие в действии.

- Конкас, - сказал он. - А как ты пользуешься этой штукой?

- А вот так, - показал Конкас.

- Впечатляет, - Гиркас присвистнул. - Смотри, когда выпьешь, за неё не берись, а то я тебя знаю.

Соседи провожали Гиркаса и его помощника удивлёнными взглядами. Оба на их памяти никогда не покидали конторы. Слухи об отъезде Гиркаса разлетелись быстро, и на вокзале собралась огромная толпа любопытных, никогда не видевших Дун Сотелейнена вживую. Был там и я: редактор требовал от меня чётких снимков крупным планом, поэтому происходившее я помню в раскадровке.

Вот Гиркас ступает на подножку поезда. За ним идёт Конкас. Его лицо красно от натуги: помимо своего рюкзака, он тащит чемодан Гиркаса и увесистый контейнер с вещами, принадлежащими перфекте. Следующий кадр. Вот Конкас, поскользнувшись на подножке, падает и ударяется головой о поезд. Падая, он выпускает из рук всё, что нес. Чемодан Гиркаса, описывая в воздухе дугу, раскрывается и выбрасывает в толпу содержимое. Серебром блестит на солнце падающий контейнер перфекты. В толпе кричит женщина: ей кажется, что она вот- вот будет искалечена. Контейнер, ударившись несколько раз о платформу, застывает в облаке пыли. Гиркас, зашедший было в поезд, выпрыгивает из вагона и вцепляется Конкасу в волосы. Оба готовятся к драке, словно уличные коты. Улучив момент, я поймал в объектив лицо перфекты: клянусь, оно было невозмутимо.

- Вонючий конгар! - хрипит Гиркас. - Истребить бы вас всех до единого!

- Пробовали уже, - отвечает Конкас, - Не вышло!

- Отпусти руку!

- Это зачем?

- А чтобы я мог тебя ударить!

- Вот ещё!

- Отпусти, говорю!

Ценой огромных усилий их удалось разнять и засунуть в вагон. Тут возникла новая проблема: вагон, в основном, занимали конгары, и Гиркас категорически отказался сидеть с ними рядом.

- Что?! - воскликнул он. - Чтобы я, чистокровный землянин, благородный новотроянец, сидел с дикарями? Да чёрта с два! Конкас, выстави их вон!

Конкас, взъерошенный после драки, помотал головой:

- Сами выставляйте! Тут сорок человек ждут - не дождутся, пока их выставят.

И Гиркас не рискнул. После долгих странствий по вагону - в нескольких проходах конгары умудрились соорудить из вещей нечто вроде баррикад - он выбрал место рядом с добродушного вида пожилым ханаанцем, который был занят тем, что сортировал картошку из большого чёрного мешка - в одну кучку - маленькая, в другую - большая, а ведь потом ещё надо разделить на молодую и старую...

Не спрашивая разрешения, Гиркас плюхнулся с ним рядом и жестом пригласил сесть перфекту. Та села, поправила платье, и, не дожидаясь, пока Гиркас с ней заговорит, раскрыла толстую книгу. "Кодекс Арка", - прочёл Гиркас на обложке, - "Двести лет терпения в мире боли и зла".

Интересное у них к нам отношение, подумал он.

Плюх - рядом уселся Конкас. Ехать предстояло долго, несколько часов, и он достал из сумки окаменевший бублик, и принялся грызть его с ожесточением, сделавшим честь его предкам - суровым румбаям из Дзиру.

Делать было нечего. Сначала Гиркас разглядывал пассажиров, потом глазел в окно, потом уронил голову на руки и уснул.

Первое, что он услышал, проснувшись - голос Конкаса, громко и непринуждённо рассказывающего соседу- ханаанцу о жизни своего бати. На эту тему Конкас был готов говорить долго, без конца прокручивая одну за другой три истории.

Первая, уже известная читателю, рассказывала об изгнании младших братьев, обвинённых в оборотничестве.

Вторая о том, как батя, разочаровавшись в женщинах, сошёлся с породистой кобылой- однолеткой, вследствие чего на свет появился получеловек- полуконь. По отцовской линии он унаследовал повышенную волосатость, по материнской - скверный характер и неуёмней аппетит. Последний и привёл к тому, что взрослые члены племени, сговорившись, утопили диковинное существо в проруби, куда до него отправились заезжий миссионер- мормон и его старая уродливая жена.