- Как это - отменить? - рыжие брови Конкаса поползли вверх. - Я ж три дня отсутствовал, честь по чести. А Правило на дураков не рассчитано. Что батя, из- за каждого дурака Правила должен менять? Как тогда жить прикажете, уважаемая? Или вы меня совсем за глупого держите?!
- Началось, - шепнул Гиркас перфекте. - Зря вы его раскочегарили. Конгары все малость двинутые насчёт законов. Нормальному человеку среди них не выжить.
Конкас, похоже, и вправду разошёлся не на шутку.
- А ведь я человек взрослый, - сказал он с горечью, - тридцать восемь стукнуло. Если до сорока дотяну - и вовсе не помру. Бабка моя и сто лет прожила бы, когда бы её волк не загрыз. Батя мой в пятнадцать меня прижил, в восемнадцать воевал, в тридцать кобылу тягал, восемь жён у человека было, а вы говорите, он глупый закон придумал. Эх, не жили вы в Румбе, что и говорить! - с этими словами он обиженно замолчал и сел на место.
Но, подобно большинству конгаров, Конкас не умел долго оставаться в плохом настроении. Через какие- то полминуты он, забыв о нанесённой ему смертельной обиде, кричал на весь вагон, требуя пива. Получив искомое, он глубокомысленно изрёк: "Батя - он не дурак был!" и до конца поездки не издал ни звука. Надо сказать, что мутноватую жидкость, больше похожую на мыльный раствор, он пил не без самодовольства, и, отставляя в сторону кружку, вытирал оставшуюся на лице пену так манерно, словно не щёточку под носом чистил от налипшей дряни, а всамделишные кавалерийские усы.
Отца Конкаса на тот момент я знал пусть и не лично, но довольно хорошо. Не так давно он буквально не сходил с полос "Голоса Новой Трои". Сразу три корреспондента, и я в том числе, писали о причудах его характера, о его военных победах и постельных подвигах. Насколько я помню, несмотря на ажиотаж, который вызывали статьи, никто никогда не подвергал сомнению тот факт, что Батя (назовём его так из уважения к Конкасу) просто- напросто мужлан, управляемый чем угодно, кроме головы.
Свою неистовую энергию он сублимировал, ведя одновременно восемь захватнических войн и три освободительных - все с единственным племенем, расположенным по соседству с Румбой, где он владычествовал сурово и единолично. Нередко поводом для очередного нападения служили обострившаяся мигрень или простуда, в исключительных случаях - запущенный геморрой.
Вопреки расхожему мнению, Батя не был злым человеком, и лучшей наградой в войне ему служили не военные трофеи или унижение врага, а мирные договоры, выполненные на превосходной белой бумаге и снабжённые хитроумным вензелем, всякий раз приводившим его в восторг. Единственным источником договоров был местный комиссар Новой Трои, заведующий межплеменной дипломатией, а он, к неудовольствию Бати, категорически отказывался делиться бланками договора, если на то не было повода. Этот прискорбный факт ещё в молодости подвигнул Батю на попытку обмануть естественный ход вещей, а именно засадить племя за рисование, и надеяться, что кто- нибудь окажется настолько талантлив, что сможет скопировать вензель. Увы, таковых не нашлось, и Бате пришлось вернуться к испытанному средству - кровопролитию, что он и сделал с изрядным внутренним облегчением: кто знает, какая новая цель встала бы перед ним, получи он в свои руки бесконечный источник грамот.
Вполне естественно, что с таким характером Батя был обречён на участие в знаменитой Торакайской бойне, даром что место, где ежедневно гибли сотни конгаров, находилось примерно в трёх тысячах миль от него. Поэтому когда он объявил племени о решении принять участие в войне, никто особенно не удивился. Совершенно предсказуемо повёл себя и местный военный комиссар: те два дня, которые понадобились племени для изготовления костюма военного вождя, он провёл, засыпая Консультативный совет Новой Трои запросами о том, как ему быть. Там долго колебались, послать его к чёрту или потратить полчаса на обсуждение проблемы, и, наконец, после тайного голосования сошлись на первом варианте. Комиссар был предоставлен сам себе, и лучшее, что он смог придумать - назначить Батю Верховным Главнокомандующим региона. Награда нашла героя в парадной юрте на полпути к цели, когда он, синий от пьянства, лежал на куче вязаных одеял, а три его жены сосредоточенно искали вшей в складках его необъятной рубахи. Как ни различны тразилланские историки в оценке личности Бати, все сходятся в том, что своё мнение о назначении Верховным Главнокомандующим он выразил весьма нетрадиционным способом, а именно громко испортив воздух. Реакция комиссара на это неизвестна; жаль - одним штрихом в повествовании меньше.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу