Андрей Нимченко - Нф-100 - Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком

Торм.

- Oh, shit! It something brand new... ("Черт, это что-то новенькое" - англ.) - Торм был обескуражен. Третий! Третий человек, который может быть его целью. Будто кто-то, кто посылал ему сны-ориентиры, решил посмеяться над ним.

- But such cannot be! ("Но такого не может быть!" - англ.)- Эмоциональный контакт с Бобом был настолько полным, что Торм даже думал по-английски.

Этого действительно не могло быть - сны приходили из сфер, несопоставимых с предположением об обмане. Ему нужен был совет Ясона. Старик повидал много такого, о чем Торм и не догадывался.

Проснулся он оттого, что рядом кто-то разговаривал. Голоса тихие, почти неразличимые. Их было два, мужской - казавшийся знакомым, и ломкий иссушенный голос, принадлежавший пожилой женщине. Торм открыл глаза и по изменившимся интонациям, понял, что это не осталось незамеченным. Над ним склонилось темное, обветренное лицо, все в рубчик глубоких морщин. Черные дальнозоркие глаза заглянули в его зрачки. Затем лба коснулись твердые пальцы, повертели его голову в стороны и оставили в покое.

- Хорошо, - произнес второй голос, - приходит в себя. Как я и думала.

- Смотри, мать, - произнес другой человек, - я должник его. Пускай все пойдет хорошо.

- Не беспокойся, рома. Отдыхай. Тебе тоже нужен отдых.

Торм хотел посмотреть на того, кого она назвала Ромой, но сил цепляться за твердый берег сознания не оставалось и его снова унесло в океан сна.

...Указания больше не приходили. Раз или два он ловил обрывочные картины того, как Боб едет в купейном вагоне мимо больших и маленьких станций, ест всякую гадость, в изобилии продаваемую на перронах. Даже ощутил что-то вроде приступов изжоги. Но все это было скорее причудами воспаленного дневного сознания, не желавшего до конца успокаиваться под пологом забытья, выдергивающего и переиначивающего события, уже явившиеся Торму во снах.

- Молодец! - это было первое услышанное им слово, когда он, наконец, очнулся, почувствовав себя здоровым, на низком лежаке у оклеенной газетными вырезками стены.

Славик сидел напротив на складном стульчике и уплетал лапшу из большой деревянной чашки.

- Я тут дежурю, старуха сказала, что сегодня ты придешь в себя окончательно.

Торм огляделся. Стена с газетными вырезками справа от него была явно фанерной и принадлежала древнему вагончику. Напротив, по левую сторону, располагался еще один лежак с грудой скомканных одеял. Такими же оказался укрыт и сам Торм. Впереди была перегородка, а в проем за ней виднелась маленькая кухонька с походной электроплитой, погребенной под слоями сгоревшего жира. В окошки на высоте примерно метра полтора лился солнечный свет - не очень яркий, переменчивый, такой, который бывает, когда за окном растут деревья.

- Мы у моих родственников в таборе, - пояснил Славик. - Это вагончик Матери.

- Твоей? - голос Торма, который прежде ему частенько приходилось сдерживать, умеряя его силу, едва звучал.

- Нет. Просто Мать - ее так называют. Она колдунья, лечила тебя. Влила, наверное, цистерну всяких травок.

Только сейчас Торм обратил внимание, что углы вагончика и весть потолок завешан пучками каких-то сушенных листьев, стеблей, пожухлых цветов.

- Так ты и вправду цыган? - спросил Торм, разглядывая все эти "богатства".

"Мышиных хвостов и жабьих лап нет, слава Богу, - пошутил он про себя, - интересно, обнаружила ли она, кто я? И если так, то почему помогла? Кто станет лечить транса, чтобы он продолжил свои злодеяния? Только другой транс. Но тогда лечили меня не травками, а кое-чем посильней..."

- Я цыган по матери, а отца и вовсе не знал, он умер рано, - между тем говорил Славик, - все детство прокочевал. Потом в Москву подался, хотел оседлой жизнью пожить. Но там теперь такой же табор, как и в степи...

Торм слушал его, погружаясь в полусонное забытье. И вдруг мысль простая и болезненная, вырвала его из этого состояния. В том, что случилось, было что-то нелогичное.

Его ранили в живот, хотя защитный кокон находился в отличной форме, и пули обязаны были пройти мимо. Но тут все понятно. Он хотел защитить Славика и единственное, чем мог ему помочь, это развернуть свой кокон и прикрыть его линиями судьбы. От удара головой о борт грузовика Торм потерял сознание, но, должно быть, все-таки успел выполнить задуманное. В том, что, оставшись без линий защиты, он схлопотал кусок свинца, ничего удивительного не было.

Непонятно другое - как он выжил? Единственное, чем это можно было объяснить, пока Торм находился в беспамятстве, его тело "пило" чужие силы. А значит, кто-то принесен в жертву.