Андрей Нимченко - Нф-100 - Псы кармы, блюстители кармы. Весь роман целиком

- Допьет... - меня передернуло от этого словечка. Ладно, пора подводить черту - ту, что обычно бывает перед суммой счета. - И сколько мы вам должны?

Тамара покачала головой:

- Ничего. Получится если все, тогда сами решите, сколько дать.

- Похоже на: "с покойников не беру", - пробормотал Мей, поворачивая к выходу.

- Эй, - окликнула Тамара, - сядьте.

Мей послушно присел на краешек стула.

- Вы пока не покойники, - она подалась всем телом вперед, так что скрипнула ткань обивки, и очень весомо продолжила, - и если будете относиться серьезно к тому, что я вам сказала, ими не станете... Но думать, что я вам здесь пудрю мозги, чтобы снять с вас деньги - ошибка.

Тамара прикрыла на секунду глаза, приложив тонкие пальцы к вискам, будто у нее внезапно заболела голова. Завораживающий жест, женственный. Я засмотрелся на ее хрупкие руки, тонкую линию носа и губы, форму которых еще только начинало менять время. Интересно, сколько ей на самом деле? Если и правда лет сорок пять, как мне показалось сначала, то она могла бы быть моей матерью... или стать любовницей.

- Ну, давайте... Ко мне сейчас прийти должны...

Я стряхнул минутное наваждение и поспешно пошел к выходу. Мей был уже за порогом, а я как раз натянул пальто и поправлял кепку, когда Тамара спросила:

- Телефон мне решил подарить?

- ???

- Ты трубу на столе у меня забыл.

Она сказала это и продолжала стоять, видимо, не собираясь нести мне телефон.

- Подадите?

- Нет. Сам возьми. Все, что ко мне принес, уноси сам - примета такая есть.

- У кого? - что-то я не слышал о подобных приметах.

- У нас, у ведунов.

Я снял ботинки, нехорошо про себя высказываясь о ведунах и их приметах, и вернулся в комнату. "Моторолла" лежала там, где я ее оставил - прямо напротив моего стула, на самом виду. Не заметить ее - это еще надо было постараться. Заворожила она меня, что ли?

Я сунул трубку в карман, повернулся и едва не сбил с ног Тамару - она стояла прямо за моей спиной.

- Извините...

А она ведь совсем маленькая - мне едва до подбородка доходит, а я свои метр восемьдесят великанскими не считаю.

- Постой, - Тамара схватила меня за кисть, да так крепко впилась пальцами в ладонь, что, кажется, содрала с нее кусочки кожи, - не хотела тебе говорить при друге.

Она заглянула мне в зрачки - так глубоко, что аж дрожь проняла - теперь понятно, чем ведуньи от простых смертных отличаются.

- Откажись от него, - сказала женщина.

- Что?!

- Откажись от своего друга, выбрось его из сердца, забудь, не встречайся с ним!

- Да вы что?! Мы не педики!

- Я не о том, - она нетерпеливо боднула головой воздух, оглянулась на коридор, где поскрипывал дверью в ожидании Мей, - тебе нужно порвать с ним все связи. Он - твоя проблема. Он из тебя силы тянет. Пока есть духовный контакт, с этим не справиться. Все ритуалы я сделаю, но главное, чтобы ты сам захотел.

- Как Мей? Он не может... - к своему стыду я сказал это шепотом. Чтобы не было слышно в коридоре.

- Может! Если не он сам, то кто-то за ним, через него.

Ведунья отпустила мою руку. За несколько секунд, проведенных в ее крепких пальцах, та успела занеметь.

- Позвони мне, когда решишься. Но помни - времени мало.

Совершенно выбитый из себя самого, я вышел на лестничную площадку. В голове стоял такой шум, как в российском парламенте конца девяностых. Все внутренние голоса говорили сразу, наплевав на регламент. "Спикер" - здравый смысл - неубедительно взывал к порядку, но, кажется, в него плеснули соком, потому что он вскоре заткнулся. Оглушенный, я вышел на улицу, и только здесь зимний вечер немного охладил пляску мыслей в моем разгоряченном "доме советов".

Мей шел угрюмый - ему тоже, похоже, впечатлений хватало.

- Она нас даже не спросила, в чем же наши проблемы выражаются, - раздраженно проговорил он, когда мы миновали уже квартала четыре.

- Угу, - я на минуту задумался, пытаясь понять, что этот факт может означать. Выходило, что и хорошее и плохое - или то, что ведунья наша шарлатанка, или, что ей и спрашивать-то ничего не надо - итак все знает.

- Ты ей поверил?

Я лишь пожал плечами - ответ и самому мне был не известен.

- Слушай, - Мей остановился, - мне к тестю надо. Чуть не забыл... Просил меня подъехать сегодня. Ну, давай, увидимся.

Он вяло пожал мне руку и двинулся обратно по улице.

- Эй! Остановка-то в другой стороне.

Мей приостановился в замешательстве. Потом махнул рукой:

- Там рынок цветочный. Куплю цветок теще. Кактус.

Я посмотрел в его удаляющуюся спину. Она была сгорбленной, будто идти приходилось против ветра, хотя никакого ветра не было. Промозглое воскресенье подходило к концу. Солнце, глянувшее на нас через окна Тамары, проглотила клубящаяся в небе чернота. Фонари разгорались все сильнее, пятнами желтой тоски забрызгивая тротуар. На кирпичной стене дома горела фосфорная надпись "Встретим мЭлениум достойно!". Под ней сней краской был нарисован худой пацан в вязаном "горшке" на голове, азартно глотающий "колеса". С прошлого года, когда человечество шумно разменяло очередное тысячелетие, она немного истрепалась, но стирать ее никто собирался. В душе поднялось раздражение против всех придурков, пишущих гадости на стенах. По мне уж лучше "х..." и "п...", чем такие нарколозунги. Про "х...." и "п..." детишки еще в детском садике узнают. В отличие от призыва въехать в новое тысячелетие на "колесах", ничему новому молодежь они научить не могут.