Владимир Савченко - Избранные произведения. Том 1. Должность во вселенной. Пятое измерение. Час таланта

Звенит телефон. Стриж берет трубку.

— Да?.. Здесь. Хорошо… — Кладет, смотрит на меня. — Пал Федорыч. Требует тебя. Перед светлы очи. Ступай и будь мужчиной, в том смысле, хоть там не распускай язык.

— Ага. Ясно! — Поднимаюсь, делаю книксен Лиде. — Покидаю. Ни пуха ни пера тебе.

— Тебе тоже, — желает она.

— Слушай! — говорю, не могу не сказать я-надвариантный, нездешний. — Если родишь сына, назови его Валеркой. Хорошее имя!

— М-м… — Лида, подумав, качает головой. — Нет, Валерий Анатольевич — тяжеловато.

— Вот Валерий Александрович — было бы в самый раз, — поддает Смирнова.

Хоть вызывают меня на явный втык, я удаляюсь скользящей походкой с облегчением в душе. О, эти женщины — интим, недосказанность, неоднозначность чувств, стремление связать или хоть сделать виноватым… и в мире о двадцати измерениях от них не скроешься. Как они меня, а!

Кабинет Уралова — третья дверь по нашей стороне коридора.

О, Паша не один: за столом спиной к окну сидит Ипполит Иларионович Выносов, профессор, доктор наук, заслуженный деятель республиканской науки и техники, замдиректора института по научной части, — грузный, несколько обрюзглый мужчина в сером двубортном костюме; круглые очки и крючковатый нос делают его похожим на филина. Уралов в порядке подчиненности примостился сбоку.

К Ипполиту Иларионовичу у меня почтительное отношение — в физтехе он нам читал курс ТОЭ (теоретических основ электротехники). Помню, как он принимал у нас экзамены, сопел от переживаний, дав каверзную задачу: решит студент или нет?.. Правда, в институте поговаривают, что исследователь из Выносова получился куда худший, чем преподаватель; даже эпиграмма появилась: «В науке много плюсов и минусов — к последним относится доктор Выносов». В какой-то мере оно и понятно: здесь физика твердого тела, полупроводниковая электроника, теория информации, кибернетика — новые науки, которым надо учиться. Это нелегко, когда привык учить других. Но как бы там ни было, благословив работы по эмоциотрону (понял он или нет, что там к чему, это уже другой вопрос), Ипполит Иларионович тем тоже примкнул к вариаисследованию. То есть сошлись трое, относящихся к Нулю, — это важно.

На столе лежит акт о списании «мигалки».

— Здравствуйте, товарищ Самойленков, — начинает Выносов сочным, чуть дребезжащим баритоном. — Павел Федорович признался мне, что не может совладать с вашей… м-мэ! — недисциплинированностью, просил ему помочь. Я и ранее был наслышан о вашем… м-мэ! — поведении, в последнее время имею неоднократные тому подтверждения, в том числе и это вот, — он указывает полной рукой на акт, — и эту вашу, если говорить прямо, попытку свести счеты с Павлом Федоровичем. А заодно и… м-мэ! — поставить в затруднительное положение дирекцию. Я не намерен требовать от вас неуместных в данном случае объяснений — и так ясно! (Уралов согласно кивнул). Но хотел бы искренне и доброжелательно — да-да, вполне доброжелательно! — предупредить вас, что это добром не кончится. Вы не в школе и не в вузе, где мы с вами., м-мэ! — панькались. Вы работаете в научном учреждении…

Ипполит Иларионович замолчал, неторопливо разминая папиросу, Уралов чиркает зажигалкой, ждет. Выносов прикуривает.

— Благодарю… И ваша обязанность, товарищ Самойленков, ваши нормы поведения вполне… м-мэ! — однозначны. В них входит как соблюдение дисциплины, выполнение заданий вышестоящих товарищей, так и согласование своих самостоятельных действий с ними, с непосредственным начальником, это не придирки, товарищ Самойленков, не индивидуальные… м-мэ! — притеснения: это… — Профессор разводит руками. — А вы пока именно такой, как это ни… м-мэ! — огорчительно для вас. Вот поработаете, проявив себя, приобретете положение, тогда сможете… м-мэ! — претендовать на крупные самостоятельные действия. А пока — рано.

Я слушаю и постепенно впадаю в отрешенность. Вводит меня в нее более всего это «м-мэ!», которое происходит оттого, что Ипполит Иларионович, подыскивает слово, сначала сжимая губы, а потом резко раскрывая их. В свое время мы в порядке добровольного студенческого исследования подсчитали, что за академчас у него выскакивает от девяноста до ста двадцати «м-мэ!», мне и сейчас кажется, будто я на лекции по ПОЭ. Выносов говорит голосом опытного лектора, для которого не может быть ничего непонятного. Все действительно ясно. «Я больше не могу с ним, Ипполит Иларионович, — жалостно сказал Паша, густо на меня накапав, — воздействуйте хоть вы!» — «Хорошо, я поговорю». Вот и говорит, воздействует. Ставит меня на место. Кто знает, может, он в самом деле убежден, что выволочка пойдет мне на пользу.